Владимир Жаботинский - Описание Швейцарии

Вот уже больше недели, как пишущий эти строки живет вне цивилизации. Дал зарок не читать газет и никого не спрашивать ни о чем, разве только о том, куда ведет дорога, и свято блюду зарок. На плечах торба, подошвы подкованы гвоздями, в руках палка, в кармане карта Швейцарии, на душе легко и в голове пусто.

Одна поправка: я живу не совсем вне цивилизации. Есть один элемент культуры, которым я именно теперь очень пользуюсь и дорожу: шоссе. Вообще культура портит природу, но шоссе — исключение. Оно не пачкает ландшафта, напротив. Полотно железной дороги способно опоганить цветущую долину — словно страничка стихов, дважды перечеркнутая чернилами. Но белая лента шоссе вьется вокруг горы, как кушак вокруг стана красавицы, тянется по ровному месту, как серебряный позумент. Когда бредешь по такой дороге, думаешь о том, что она, в сущности, нигде не кончается, опутывает мириадами узлов всю Швейцарию, всю Европу, весь материк — идешь, собственно, в Рим, а то и по Владимирке [1] Владимирский тракт; дорога из Москвы на Владимир, по которой с 18 века отправляли в Сибирь осужденных на каторгу . На белом грунте видны разные следы, живой дневник шоссе со времени последнего дождя: вот характерный след автомобиля, в котором сидели мужчины и дамы в звериных облачениях, а вот проехал велосипедист, вероятно, подняв ноги и бросив педали по случаю спуска, итальянец-каменотес отпечатал на белой дороге все гвозди своих грубых башмаков, и все же в его походке, в расстановке его подошв есть некая гармония, что-то от Дискобола [2] Дискобол (метатель диска) — произведение др. — греч. скульптора Мирона (5 в. до н. э) , печать Средиземной воды, из которой возникла вся красота на свете: оттого я и решил, что он из Италии, а каменотес — потому, что итальянцы попусту не путешествуют. А вот шла городская барышня и с ней рядом господин, у которого стоптан левый каблук: эти, должно быть, студенты из России, потому что у заграничных кавалеров не бывает стоптанных сапог. Легко даже установить, о чем они говорили. Если бы это было лет шесть назад, они бы говорили о том, что лучше: устроить революцию в назначенный день или предоставить все стихийному ходу исторического процесса. Если бы это было года три тому назад, они бы смело, страстно разговаривали о проблеме пола и, дойдя до уединенной гостиницы на берегу озера, сладостно освещенного луной, разошлись бы спать по разным комнатам. Но о чем они могли бы говорить теперь, когда все слова исчерпаны? Вероятно, брели и молчали. Право, это самое лучшее на свете: брести и молчать. Молчать и топать свободной ногою по белому шоссе. Nune pede libero pulsanda tellus! [3] «Свободной стопою топнем теперь о землю!» — строка из 37-й оды 1-й книги Од Горация

Понятие молчания, однако, не противоречит понятию теплой компании. Напротив: всего слаще помолчать именно в теплой компании. Что такое теплая компания? Это — такая, в которой человек мало, но все хорошо спелись и, вместе с тем, не успели еще надоесть друг другу. Поэтому идеал теплой компании — три друга детства, уже давно разбросанные жизнью по разным городам. Еще лучше — таких три друга, которым давно хотелось и все не удавалось устроить именно такую прогулку. Однажды, в ранней юности, уже было собрались, даже денег скопили по сорока рублей (в том возрасте этого хватило бы хоть на край света), но как раз двоих посадили в тюрьму за изм, не помню точно какой, и прогулка расстроилась. Опять было наладилась она года через три, но тут пришел в Одессу броненосец Потемкин «Т» [4] Полное имя броненосца «Потемкин» — броненосец «Потемкин Таврический» , и в участок посадили третьего, хотя он совсем и не ехал на «Потемкине». Наконец, через столько лет, все улажено и все трое сидят за пивом в одной из харчевен Кура, обсуждая детали предстоящего похода. Это и называется теплая компания.

Обсудить детали предстоящего похода — дело нелегкое. У теплой компании всегда мало денег, и тратит она их довольно бестолково. Один накупил себе дорожных вещей в Берлине, другой в Вене, а одеться для пешего хождения не во что. Третий купил великолепную палку с наконечником, такую палку, что можно было бы с нею взобраться на Эверест, если бы он ее не посеял где-то в поезде под Инсбруком. Все это чрезвычайно усложняет обмундирование и оборудование экспедиции. Начинается взаимная примерка чужих штанов, причем один член теплой компании — длинный и тощий, другой — маленький и толстый, третий — маленький и худой.