Октав Мирбо - Горе дядюшки Пито

— Ну вот, моя бедная Перепелочка — приговаривал Пито.

А Луиза прибавляла:

— Вот, мой ангелочек, моя цыпочка, поросеночек… Ну, теперь хорошо, моя Перепелочка!

— Да замолчишь ли ты, негодный мальчишка?! — кричала тетка Пито, присев перед большим котлом и разминая оголенными руками картошку, которую она поливала отрубями и кислым молоком. — Вот погоди! Задам я тебе ужо трепку! Покажу, как орать!

Но крики, несшиеся из плетеной люльки, находившейся между двумя большими постелями, не прекращались, переходя временами в сиплые звуки, походившие на предсмертное хрипение…

— Ах, проклятый мальчишка! Ишь, негодный, надрывается! — бранилась фермерша — Да замолчишь ли ты, наконец!

Перед высоким, почерневшим от копоти камином сидела любимая хозяйкина собака Рике; она пристально глядела на догоравшую вязанку хвороста; тут же, растянувшись на горячей золе, дремали две кошки.

Тетка Пито приблизилась к люльке, откуда продолжали нестись крики. Среди тряпок с трудом можно было различить худенькое, сморщенное личико. Дряблые веки прикрывали глаза, казавшиеся сочащейся раной. Из сжатого спазмой горла с трудом вылетали звуки, а маленькое тельце судорожно корчилось под серыми холщевыми пеленками.

— Когда же ты перестанешь пищать, дрянной мальчишка! — проговорила фермерша, наклоняясь над люлькой и взбивая промокший соломенный тюфячок — Ну, смотри, теперь спи! — прибавила она, снова укладывая ребенка. — Если тебя слушать, то ни на шаг и отойти нельзя будет…

Она отошла от люльки, снова опустилась перед камином и стала раздувать потухавший огонь. В это время собака поднялась и закружилась по комнате, обнюхивая пол; кошки проснулись, потянулись и полезли на стул. Вошел дядя Пито с Луизой.

— Боюсь, что Перепелка наша заболела, — сказал он, качая головой, — и сильно заболела!

Фермерша, раздувавшая головешки, стремительно обернулась.

— Что ты говоришь?.. Что там такое случилось? — спросила она, побледнев.

— Я тебе говорю, что больна Перепелка. Вот что… Сильно больна!..

— Да что же с ней?

— Не знаю. Сверлит что-то в легких. Не ест ничего и вспухла вся!

— И дышит тяжело! — прибавила Луиза.

— Да что и говорить, совсем больна! — закончил Пито, бросая с отчаянием фуражку на стол.

Подавленная, тетка Пито молчала. Неожиданное известие о том, что её великолепная, молочная Перепелка хрипит, распухла, не ест, заболела, совсем ее пришибло. Однако она скоро пришла в себя и принялась кричать на мужа, злобно глядя на него:

— Распухла… хрипит… а ты расселся здесь словно сыч да чешешь затылок! Ты, должно быть, воображаешь, что ветеринары лечат только собак! По-твоему пусть скотина подыхает, — меньше будет забот!.. Стоит точно чурбан, прирос к месту… Да догадался ли ты хоть соломы-то свежей ей подостлать? Ах, Господи, Боже мой!

Ребенок снова принялся плакать, и от движений маленького существа, сопротивлявшегося страданиям, скрипела люлька. Голос, то слабый и жалобный, то пронзительно резкий, то глухой и хриплый, казалось, мучительно взывал о помощи. Но ни отец, ни мать не слыхали этих призывов, выливавшихся в нечленораздельных звуках. Оба продолжали свою руготню. Тетка Пито, рассвирепевшая, махала руками и кричала:

— Ведь ей не станет легче от того, что ты тут сидишь да, разинув рот, пучишь на меня глаза?

И, обратясь к работнице, завопила еще пуще:

— А всё по твоей вине, мерзавка… Это ты ей показала дорогу в орешник? Там она и наелась отравы…

При этих словах она грохнулась на стул и, закрыв лицо фартуком, заревела:

— Бедная моя Перепелка! отравили тебя. Ох, ох, ох!

Ребенок задыхался от кашля; казалось, что тельце его разрывается в предсмертных судорогах. Пито взглянул на скрипевшую люльку и увидал две тощие, скрюченные ручки, торчавшие оттуда…

— Что это мальчишка так кричит?.. и с чего он?

— Да ни с чего… Должно быть, зубы… Бедная моя Перепелка, ох, ох!..

— Ну, перестань, схожу за ветеринаром. Ведь она еще не подохла… Нечего заранее-то убиваться…

— Бедная моя Перепелка! Уж никогда не видать мне такой коровы! Да замолчишь ли ты, проклятый поросенок!.. Погоди, вот я тебя кнутом!

Но Луиза взяла ребенка на руки и, пока дядя Пито натягивал куртку, принялась кормить его густой, вонючей кашей; малютка отбивался, выплевывал всё назад и продолжал хрипеть.

Доктор Рагэн, укрывшись теплой меховой полостью, правил своим шарабаном, искусно лавируя между глубокими колеями и большими камнями, круглые бока которых торчали по дороге! Но, несмотря на всё искусство доктора и послушный нрав его лошади, колеса всё-таки нередко стукались о камни или проваливались в выбоины, и тогда шарабан прыгал как судно на волнах. Накрапывал дождь. Высоко в сером небе проносились вороны; испуганные стаи дроздов, приютившиеся на изгороди из остролиста и шиповника, окаймлявшей дорогу с обеих сторон, поднимались и перелетали на ветви соседних яблонь.