Николай Лейкин - Рыболовы

— Ты мнѣ мѣста-то покажи, гдѣ дичь — вотъ что, — сказалъ охотникъ. — А то сидимъ, сидимъ и никакого толку. Собирай вещи, да пойдемъ.

— Въ моментъ-съ… Сдѣлайте одолженіе… Мѣста у насъ есть, мѣста хорошія, мѣста первый сортъ.

Мужиченко засуетился. Охотникъ тоже поднялся съ мѣста, застегиваясь, вѣшалъ черезъ плечо фляжку и приготовился въ путь. Встрепенувшаяся собака виляла хвостомъ и радостно смотрѣла ему въ глаза.

— Холодновъ я… Демьянъ Холодновъ… Демьяномъ Васильевымъ Холодновымъ меня звать. Такъ и зовите Холодновымъ, — сказалъ егерь, сухой, жилистый старикъ съ сѣдыми усами и бакенбардами, но еще очень молодцоватый и напоминающій своей фигурой отставнаго солдата николаевскихъ временъ. — Я, сударь, прирожденный егерь. Я птицу и звѣря знаю, какъ самого себя, — продолжалъ онъ. — А только нѣтъ теперь охоты, совсѣмъ нѣтъ. Помилуйте, нешто это охота, коли каждый день кто-нибудь да бродитъ все по одному и тому-же мѣсту съ ружьемъ и собакой!

— Да вѣдь какъ-же ты хочешь иначе-то, коли насъ арендуетъ земли цѣлое общество охотниковъ, отвѣчалъ охотникъ — среднихъ лѣтъ, въ франтоватомъ костюмѣ, мужчина съ яхташемъ съ иголочки, съ отполированной фляжкой черезъ плечо. — Кто членскія деньги внесъ въ общество, тотъ и бродитъ.

— Вѣрно-съ… А только выходитъ баловство и ничего больше. Для настоящей охоты выводки-то гдѣ заведутся, такъ ихъ охранять надо, пуще глаза беречь, а потомъ и навести на нихъ барина. «Вотъ, молъ, пожалуйте». А тутъ какъ охранишь, коли сегодня одинъ съ собакой прошелъ, завтра другой? А дичь, вѣдь она слышитъ, что съ собакой прошли, она улетаетъ. Да ежели и охранилъ-бы выводки, будемъ говорить такъ, то не знаешь кого на нихъ навести, не знаешь, кто у тебя настоящій баринъ! Сегодня одинъ пріѣхалъ и пошелъ бродить, завтра другой — и всѣ они господа, и всѣмъ служи. А я привыкъ одному барину служить, одного барина знать — и вотъ тогда я буду ему вѣрный рабъ. Я у господина Расколова тридцать одинъ годъ егеремъ былъ. Господина Расколова изволили знавать? Большой баринъ былъ. Вотъ Ковылино его было… Малинники тоже его. Шестнадцать тысячъ десятинъ въ здѣшней губерніи имѣлъ. Крѣпостные его мы были и я сначала казачкомъ около ихъ милости состоялъ, а потомъ въ егеря попалъ и тридцать одинъ годъ… Любилъ онъ меня, царство ему небесное, и когда намъ воля вышла, то чтобы не отпустить меня, десять рублей мнѣ жалованья положилъ и мѣсячину. Такъ я мѣсячину и десять рублей каждое первое число изъ конторы и получалъ, пока они не ослабѣли. А тутъ ослабли, продали у нихъ все съ аукціона — я и пошелъ бродить по охотничьимъ домамъ. Гдѣ десятерымъ господамъ служишь, гдѣ двадцать пять человѣкъ господствуютъ, а теперь вотъ пришлось служить, такъ и цѣлая полсотня господъ.

— Больше… — поправилъ егеря охотникъ. Насъ членовъ больше семидесяти пяти человѣкъ.

— Ну, вотъ извольте видѣть, даже больше семидесяти пяти, такъ какъ тутъ услужить столькимъ господамъ! И радъ-бы, да какъ тутъ ухитришься по настоящему услужить! Да и какимъ манеромъ? Выбрать-то даже барина любимаго не можешь, чтобы за настоящаго барина его считать, потому сегодня одинъ пріѣхалъ, а завтра другой, а потомъ и нѣтъ ихъ. А ежели который и зачаститъ ѣздить, то только ты его выберешь въ настоящіе барины и пристрастишься къ нему — смотришь, онъ ужъ и пропалъ. И мѣсяцъ его нѣтъ, и два нѣтъ, и три, а то такъ и больше.

— Все занятые люди… — пробормоталъ охотникъ. — Есть дѣла — ну, и не ѣздятъ на охоту.

— Мнѣ-то, сударь, отъ этого не легче. Каково опять новаго любимаго барина выбирать, чтобы къ нему пристраститься! А безъ барина я не могу вотъ что ты хочешь, не могу, — продолжалъ егерь. — А пока ты пристрастишься — все трынъ-трава. Никакого порядка. Есть выводки, пріѣхалъ какой ни на есть членъ, штучку-другую убилъ, а остальныхъ собакой разогналъ, а это ужъ не порядокъ. Вотъ оттого у насъ и дичи нѣтъ. Вотъ теперь бродимъ-бродимъ, а съ чѣмъ вашей милости вернуться? Вѣдь это не охота, а срамъ, коли съ пустымъ яхташемъ.

— Ну, ничего… За то я хорошій моціонъ сдѣлалъ, — снисходительно далъ отвѣтъ охотникъ.

— А вотъ изволите видѣть, ежели вы такія слова говорите, стало-быть вы не охотникъ. А настоящему охотнику это обида, чтобы ни съ чѣмъ вернуться. И сколько у васъ такихъ! Сколько охотниковъ наѣзжаетъ, а станешь ему говорить вотъ эти самыя слова, а онъ сейчасъ: «я для моціона». Выпуститъ на воздухъ два заряда, а то подстрѣлитъ ни въ чемъ неповинную ворону — вотъ съ него и довольно. Да вы-то еще ходите, такъ дѣйствительно оно какъ будто-бы для моціона, а вѣдь другой какъ! Только вошелъ въ болото, прошелся съ полъ-версты, нашелъ кочку и садится. «Садись, Холодновъ». И начинается вмѣсто охоты-то, будемъ такъ говорить, выпивка и закуска. А говоритъ: «я, говоритъ, для моціона…» Какой тутъ моціонъ, помилуйте!