Подъ вѣнцомъ Соняша была очень эффектна въ бѣломъ платьѣ съ длиннѣйшимъ шлейфомъ и тюлёвой вуалью чуть не до пола. Брилліанты Іерихонскаго, поднесенные имъ передъ вѣнцомъ, были на ней, хотя она и не успѣла ихъ вставить въ новую оправу. Когда она входила въ церковь подъ руку съ шаферомъ Олоферновымъ, статскіе генералы направили на нее свои пенснэ и среди ихъ послышались похвалы ея красотѣ. Профессоръ Пріемленскій, второй шаферъ Іерихонскаго, впервые увидавшій Соняшу, одобрительно шепнулъ Іерихонскому:
— Да она у тебя совсѣмъ красота! Знаешь, хоть-бы и не тебѣ старику.
Лицо Іерихонскаго засіяло яркой улыбкой, онъ переступилъ съ ноги на ногу и даже какъ-то молодцевато притопнулъ правой ногой.
Утромъ, въ день свадьбы, у Соняши была опять истерика. Она опять получила письмо отъ лейтенанта Михаила Леонтьевича. Письмо было закрытое. На этотъ разъ онъ писалъ ей изъ Санъ-Франциско, сообщалъ, что въ пути принакопилъ денегъ, что они кончаютъ плаваніе, находятся на пути въ Россію и что въ іюлѣ мѣсяцѣ онъ надѣется бытъ въ Кронштадтѣ. Онъ расхваливалъ природу попутныхъ городовъ, описывалъ скуку въ морѣ при большихъ переходахъ, упомянулъ даже, что перечитываетъ въ свободное отъ службы время Тургенева, но не сдѣлалъ 'ни малѣйшаго намека на любовь свою къ ней, но Соняша все-таки разрыдалась. Она плакала такъ долго, такъ натерла глаза, что вѣки ея и подъ вѣнцомъ были еще припухши и красны.
Когда вѣнчаніе кончилось, гости приносили свое поздравленіе въ залѣ, находящемся при церкви. Были поданы шампанское и конфеты. При поздравленіи «статскіе генералы» и другіе сослуживцы цѣловали у Соняши руку, при чемъ Іерихонскій каждаго изъ нихъ отрекомендовалъ Соняшѣ и, если это былъ «генералъ», то произносилъ его имя, отчество и фамилію съ приставкой «его превосходительство», а лицъ чиномъ ниже дѣйствительнаго статскаго совѣтника атестовалъ такъ: надворный совѣтникъ такой-то, статскій совѣтникъ такой-то.
Когда-же подошла поздравлять Іерихонскаго старуха графиня Стопцева, Іерихонскій отъ умиленія слезливо заморгалъ глазами и произнесъ:
— А эта многоуважаемая дама, Софія Николаевна, ея сіятельство графиня Варвара Петровна Стопцева есть прямая моя благодѣтельница, десница, осѣняющая меня, какъ исполнителя всѣхъ ея благихъ предначертаній на пользу бѣдствующихъ. Ея сіятельство, такъ сказать, моя путеводная звѣзда, моя…
Онъ запутался. Соняша замѣтила, что изъ-подъ его золотыхъ очковъ текутъ по морщинистымъ щекамъ двѣ крупныя слезы.
Графиня Стопцева тоже расчувствовалась отъ этихъ словъ и слезливо заморгала глазами. Она обняла Соняшу, крѣпко поцѣловала ее и дрожащимъ отъ волненія голосомъ проговорила:
— Берегите, другъ мой, нашего старичка, берегите его. Онъ для нашего общества незамѣнимъ, Будьте утѣхою ему на склонѣ лѣтъ и окрыляйте его. Онъ много, много трудится у насъ.
Когда графиня отошла отъ Соняши, къ графинѣ тотчасъ-же подскочила ея приживалка съ флакономъ соли и забормотала:
— Успокойтесь, ваше сіятельство, успокойтесь, благодѣтельница. Вамъ вредно волноваться. Вотъ понюхайте…
Черезъ полчаса гости начали разъѣзжаться. Поѣхали къ себѣ на квартиру и новобрачные. Сидя въ каретѣ съ Іерихонскимъ, Соняша сказала цѣлующему ея руку мужу:
— Смотрите, Антіохъ Захарычъ, не раздражайте-же меня и повинуйтесь мнѣ во всемъ, какъ обѣщали, иначе мы недолго проживемъ вмѣстѣ.
Іерихонскій обомлѣлъ.
— Божество мое! Да что-же это вы все такое говорите! Вѣдь это совсѣмъ несообразное.
Онъ только это и могъ выговорить.
Домой Іерихонскіе пріѣхали прямо къ обѣду. Столъ былъ уже накрытъ въ столовой Іерихонскаго. Когда они шли къ себѣ по лѣстницѣ, изъ дверей квартиръ на каждой площадкѣ выглядывали жильцы дома. Манефа Мартыновна встрѣтила новобрачныхъ съ иконой и хлѣбомъ-солью. Дарья, Ненила и Семенъ поднесли большой крендель.
Вскорѣ изъ церкви пріѣхали три шафера: Пріемленскій, Олоферновъ и Хохотовъ. Эти три шафера только и были гостями за обѣдомъ.
Обѣдъ состоялъ изъ семи перемѣнъ и длился часа полтора. Ненила и Дарья вложили въ него всю свою душу. Семенъ служилъ у стола въ раздобытомъ гдѣ-то фракѣ. Соняша была скучна. Она не выдержала, въ концѣ обѣда отправилась снять съ себя подвѣнечное платье и вернулась ужь въ простомъ платьѣ. Шафера старики изрядно пили за столомъ. Не отставалъ отъ нихъ и женихъ, Бражничанье продолжалось и послѣ обѣда. Шафера заставили его играть на гитарѣ, а сами подъ акомпаниментъ ея пѣли бурсацкія пѣсни. Пріемленскій даже плясалъ казачка.
Читать дальше