Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 2. Отрочество. Юность

Николай уже давно смелъ подоконникъ и вышелъ изъ комнаты, а я все еще сидѣлъ у открытаго окна, полной грудью вдыхалъ воздухъ и думалъ: я могу быть лучше и счастливѣе и буду лучше и счастливѣе. Съ поступленіемъ въ университетъ, я перестаю быть ребенкомъ, я буду учиться такъ, чтобы быть первымъ не только въ Университетѣ, но во всей Россіи, во всей Европѣ, въ цѣломъ мірѣ. Нынче исповѣдаюсь — сложу съ себя всѣ старые грѣхи, (всѣ разскажу и раскаюсь) и ужъ больше ни за что не буду дѣлать этого. (Здѣсь я припоминаю всѣ грѣхи, которые приготовился разсказать духовнику, и одинъ ужасно мучаетъ меня, не потому, чтобы я находилъ его особенно тяжелымъ, но потому, что мнѣ стыдно будетъ сказать его Священнику). Съ нынѣшней весны начинаю рано вставать рано утромъ, потомъ, когда буду студентомъ, верхомъ буду ѣздить одинъ на Воробьевы Горы готовить лекціи, буду по цѣлымъ днямъ сидѣть на воздухѣ въ тѣни и читать, или буду рисовать виды; я не умѣю рисовать, но думаю, что выучусь отлично рисовать. Одна дѣвушка, брюнетка съ род[инкой] подъ губой и прав[?ымъ?] глаз[?омъ?], которая тоже ходитъ потихоньку гулять по утрамъ съ горничной на Воробьевы Горы, подойдетъ ко мнѣ и спроситъ, кто я такой. Я скажу: «Я сынъ Священника». Она подастъ мнѣ руку и скажетъ: «Я васъ понимаю», а я скажу: «садитесь сюда, подлѣ меня», и такъ просто, но печально посмотрю ей въ глаза. Она сядетъ и каждое утро въ 4 часа будетъ приходить. Потомъ я приведу Дмитрія туда же, и втроемъ будемъ проводить тамъ утра, будемъ есть молоко и фрукты. Потомъ я буду дѣлать упражненія и гимнастику каждый день, такъ что буду сильнѣе всѣхъ въ дворнѣ, въ университетѣ, сильнѣе Раппо буду. —

— «Пожалуйте кушать», сказалъ вошедшій слуга.

Передъ самымъ обѣдомъ Нехлюдовъ и Дубковъ проходили черезъ столовую изъ комнаты Володи.

— «Restez dîner avec nous, petit Prince», [127] [Останьтесь обедать с нами, милый князь,] сказалъ папа Нехлюдову: «ежели вы не боитесь нашей постной бѣшеной коровы».

Дмитрій пожалъ мнѣ руку и сѣлъ подлѣ меня.

— «Сколько мнѣ вамъ сказать нужно», сказалъ я ему, думая передать ему мое чувство умиленія сегодняшняго утра.

За обѣдомъ папа говорилъ о томъ, какъ мы проведемъ лѣто.

— «Только бы Nicolas выдержалъ хорошо экзаменъ, сейчасъ же въ деревню и за хозяйство: Вольдемаръ будетъ смотрѣть за полевыми работами, Nicolas за постройками, Люба съ Катенькой за скотнымъ дворомъ, а я буду только присматривать. И вы пріѣзжайте къ намъ, petit Prince. Боюсь только, чтобы этотъ не задержалъ меня», добавилъ онъ, съ улыбкой кивая на меня.

— «О, вѣрно нѣтъ, отвѣчалъ Дмитрій, въ этомъ я увѣренъ. Ежели только онъ васъ задерживаетъ, то мы вмѣстѣ M-r St.-Jérôm’омъ къ вамъ». —

— «А въ самомъ дѣлѣ, вѣдь ты не кончишь раньше Мая? а теперь лучшее время. Вамъ бы я поручилъ его, ежели вы обѣщаете пріѣхать? J’en parlerai ce soir à votre mère. [128] [Я поговорю об этом сегодня вечером с вашей матерью.]

Дмитрій краснѣя сказалъ, что не знаетъ, какъ можно ему поручить, но просилъ, чтобы мнѣ позволили остаться. Обѣщалъ пріѣхать вмѣстѣ со мной. И было рѣшено, что папа, не дожидаясь меня, ѣдетъ на 2-й день пасхи. —

Послѣ обѣда Дубковъ подошелъ къ закрытымъ фортепьянамъ, открылъ и заигралъ: «Нынѣ силы небесныя».

— «Спойте, спойте, mon cher, сказалъ папа, подергивая плечомъ, я это очень люблю». И самъ запѣлъ своимъ добрымъ, но сиплымъ голосомъ. Дубковъ баритономъ сталъ вторить ему. —

— «Нѣтъ, безъ тенора нельзя, а у насъ съ Нехлюдовымъ отлично идетъ, Нехлюдовъ, поди сюда, пой: Ны.. и.. нѣ... .

Но Дмитрій въ это время стоялъ со мной у стола и сбирался, какъ я замѣчалъ, но не смѣлъ сказать что-нибудь Любочкѣ, стоявшей около насъ и тоже сбиравшейся, но не смѣвшей начать говорить съ нимъ. Онъ сдѣлалъ, какъ будто не слыхалъ Дубкова. —

— «Развѣ онъ поетъ?» спросилъ папа.

— «Еще какъ, сказалъ Дубковъ, подобнаго тенора вы вѣрно не слыхивали, особенно духовное c’est son triomphe. [129] [имеет громадный успех.] Нехлюдовъ, поди же сюда».

— «Подите, подите сюда», закричалъ папа. —

— «Ты — первый голосъ, вы — второй, Петръ Александровичь, и Володя съ вами». —

— «Гдѣ ему», сказалъ папа, хотя у Володи былъ голосъ очень вѣрный и пріятный, но, какъ мнѣ показалось, уже по привычкѣ считать въ своихъ дѣтяхъ все хуже, чѣмъ въ постороннихъ.

— «Я басъ, продолжалъ Дубковъ, вы, M-le Catherine, идите за Петромъ Александрычемъ, а вы, М-lle Иртеньевъ.....»

— «Нѣтъ, куда мнѣ», съ испуганнымъ лицомъ заговорила Любочка.

— «Ну, вы — плохъ», докончилъ Дубковъ, обращаясь ко мнѣ.