Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 2. Отрочество. Юность

— «А на что вамъ Отца Макарія?» спросилъ онъ сердито.

— «Нужно мнѣ [ 2 неразбор. ]» робко проговорилъ я.

— «У заутрени вѣрно, гдѣ больше? А можетъ и въ кельѣ». — При видѣ этого монаха, не имѣющаго ничего общаго со мной и никакъ не предполагавшаго моихъ мыслей, предпріятіе мое самому мнѣ показалось слишкомъ смѣлымъ и несообразнымъ, и я съ непріятнымъ чувствомъ замѣтилъ свое забрызганное платье и наружность, вообще не подходящую ни къ какому разряду людей, такъ что я никакъ не могъ придумать, что обо мнѣ думаютъ монахи и за кого меня принимаютъ. — Однако нерѣшительность моя продолжалась недолго, я направился къ кельѣ Отца Макарія съ тѣмъ, чтобы дожидаться его. На стукъ мой въ двери какой-то криворукой старичокъ съ сѣдыми бровями вышелъ ко мнѣ и, подозрительно осмотрѣвъ съ ногъ до головы мою фигуру, спросилъ густымъ басомъ: «Кого вамъ надо?»

Была минута, что я хотѣлъ сказать «ничего» и безъ оглядки бѣжать домой; но тотчасъ же мнѣ пришла мысль, что я преодолѣваю великія препятствія, [и] увеличила во мнѣ энергію. Я сказалъ, что мнъ по очень важному дѣлу нужно видѣть Отца Макарія. Криворукій служка провелъ меня черезъ чистенькія сѣни и переднюю по полотняному половику и оставилъ однаго въ маленькой, чистенькой комнаткѣ, съ шкапчикомъ, столикомъ, на которомъ лежало нѣсколько старыхъ церковныхъ книгъ, стоичкой для образовъ, геранями на окнахъ и стѣнными часами, производящими равномѣрный и пріятный стукъ, въ опрятномъ и молчаливомъ уголкѣ. Я перенесся совсѣмъ въ другую жизнь, въ другую сферу, вступивъ въ эту комнату. Особенно слабыя полузавядшія герани и старая нанковая ряса, висѣвшая на гвоздикѣ, и, главное, чиканіе маятника много говорили мнѣ про эту особенную безмятежную жизнь. На право маятникъ стучалъ громче, на лѣво — легче — тукъ-тикъ, тукъ-тикъ. Съ полчаса я одинъ сидѣлъ въ кельѣ и слушалъ маятникъ. Изъ пріятнаго этаго состоянія вывелъ меня приходъ Отца Макарія.

— «Кто вы такой?» спросилъ онъ.

— «Я... я пришелъ, я вчера......»

— «Ахъ, да-съ, сказалъ О[тецъ] Макарій, вы кажется изъ дома Иртеньевыхъ?»

Выраженіе изъ дома окончательно смутило меня, что я совершенно растерялся и чуть не до слезъ покраснѣлъ и сконфузился. Отецъ Макарій, какъ кажется, сжалился надо мной.

— «Что вамъ угодно-съ, скажите», сказалъ онъ, садясь подлѣ меня.

Когда я сказалъ ему свою просьбу, онъ долго, проницательно и строго смотрѣлъ, но потомъ подвелъ къ стоичкѣ и снова исповѣдывалъ. —

Когда онъ кончилъ, онъ положилъ мнѣ обѣ руки на голову и сказалъ, какъ мнѣ показалось, торжественно съ слезами въ голосѣ.

— «Да будетъ, сынъ мой, надъ тобой благословенье Отца Небеснаго, да сохранитъ онъ въ тебѣ на вѣки вѣру, кротость и смиреніе. Аминь».

Съ минуту послѣ того онъ молчалъ, и я ничего не смѣлъ говорить ему.

— «Прощайте-съ, сказалъ онъ мнѣ вдругъ своимъ простымъ офиціальнымъ голосомъ, поздравляю васъ съ духовнымъ изцѣленіемъ. — Передайте мое нижайшее почтеніе батюшкѣ».

Я простился съ нимъ и, выйдя на дворъ, не обращая вниманія на монаховъ, выходившихъ изъ церкви и можетъ быть удивлявшихся моей фигурѣ, въ самомъ отрадномъ, самодовольномъ состояніи рысью побѣжалъ къ извощику.

— «Что долго были, баринъ?» спросилъ меня извощикъ.

— «Развѣ долго, сказалъ я ему, мнѣ показалась одна минута. А знаешь, зачѣмъ я ѣздилъ?»

— «Вѣрно хоронить кого мѣсто покупали».

— «Нѣтъ, братецъ, сказалъ я, а знаешь, зачѣмъ я ѣздилъ?»

— «Не могу знать, баринъ».

— «Хочешь, я тебѣ разскажу?»

— «Скажите, баринъ».

Извощикъ со спины и затылка показался мнѣ такимъ добрымъ, что, въ назиданіе его, я рѣшился разсказать ему причины моей поѣздки и чувства, которыя я испытывалъ.

— «Вотъ видишь ли, сказалъ я, я вчера исповѣдывался и однаго грѣха не сказалъ Священнику, a вѣдь ты знаешь, какой это грѣхъ. Такъ я теперь ѣздилъ исповѣдываться, и мнѣ такъ хорошо теперь, такъ весело. Вотъ что значитъ». —

— «Такъ, съ недовѣрчивостью сказалъ извощикъ, а у насъ въ деревнѣ, вотъ что вамъ скажу, баринъ, какъ кто грѣхъ попу затаитъ, такъ онъ его осѣдлаетъ да на колокольню на немъ и ѣдетъ».

Подъѣзжая къ Москвѣ, движеніе народа, разсказы извощика и вліяніе утра такъ развлекли меня, что я уже думалъ о томъ, какъ бы со мной случилось какое-нибудь приключеніе и, встрѣтивъ передъ самой [ 1 неразобр. ] незнакомку съ дѣтьми, думалъ, что это есть та самая брюнетка съ родинкой [о которой] мечталъ всегда, «а что, не остановиться [ли] и не предложить [ли] ей идти гулять вмѣстѣ?» но само собой разумѣется, что я раздумалъ, тѣмъ болѣе, что, когда я увидалъ незнакомку спереди, я увидалъ, что она не брюнетка и безъ родинки. —