Владимир Сорокин - Норма

Он взял шахматы и, осторожно неся перед собой, поставил на шкаф. Лешинский вытянул из лежащей на столе пачки сигарету, закурил. Калманович допил остаток «Байкала».

Зак подошел к окну, открыл, расстегнул ворот рубашки и снял галстук:

— Признаться, я сегодня не ел совсем. Утром позавтракал и все.

— Я тоже, — отозвался Лещинский и вдруг присвистнул, — Слушайте, деятели, а нормы?

Зак повернулся, присев, испуганно рассмеялся:

— Матерь Бозка! И я забыл совсем!

Лещинский подошел к шкафу, открыл, вытащил портфель и вытряхнул на стол три нормы — две полные и одну кандидатскую:

— Обалдели совсем…

Зак сел за стол, поморщился:

— Завтра опять изжогой мучиться… а мне с Тукмаковым играть…

— Ладно, не канючь, — Лешинский распечатывал нормы.

Калманович, зевая, следил за ним:

— И я забыл.

— Тебе простительно.

Разобрали распечатанные нормы, стали есть, не вынимая из целлофана.

Жуя, Зак пробормотал:

— Эти, пожалуй, ничего еще.

Лещинский закивал:

— Ну, на первую лигу они подвезут, а как же… На высшую в прошлом году из всцспэсовского детсада прислали, как гусиный паштет была.

Калманович понемногу откусывал от своей нормы и быстро жевал:

— Леонид Яковлевич, а правда, что Ботвинник, когда в Англии был на турнире, сам себе нормы готовил?

— Правда. Только не нормы, а одну норму.

— И он сам вылепил?

— Да.

Калманович улыбнулся:

— Кирилл Яковлевич, а помните, вы начали рассказывать, ну про Веру Менчик каламбур…

Зак хмыкнул:

— Про Веру Менчик, которая обожала разменчик на с6 в испанской? Как ты сегодня, да?

— Да нет, ну там с фамилиями шахматистов…

Зак жуя, забормотал:

— Значит, у Веры Менчик с Капабланкой вышел маленький Романновский . Зашли они к Корчмарю, выпили несколько Рюминых Кереса, поели Ботвинника и закусили Цукертортом. Капабланка, надо сказать, был очень Смыслов в Люблинских делах. Поиграв на Гармонисте, он повалил Веру на Рагозина и стал говорить, как он ее Любоевич. Несмотря на то, что Вера была очень Чистякова и Боголюбова, она пообещала быть с ним Ласкер. Но, как известно. Вера Менчик была слишком Богатырчук и у них с Капабланкой ничего не Левенфишло.

Калманович рассмеялся:

— Здорово!

Улыбаясь, Лешинский скомкал свой пакетик:

— Там в середине что-то было, ты пропустил

— Может быть, конечно. Калманович смеялся, качая головой:

— Ничего не Левенфишло!

— Именно, — серьезно проговорил Зак и двумя пальцами отправил в рот отвалившийся кусок нормы.

Дверь приотворилась. Осокин вошел, улыбаясь, коснулся усов:

— Разрешите, товарищи?

Сидящие за длинным столом переглянулись.

Коньшин удивленно приподнялся:

— Коля? Мать чесная, откуда?! Ребята, это ж наш бывший секретарь!

Он рассмеялся, вышел из-за стола и крепко потряс руку Осокина:

— Здорово! Ну и ну! Сто лет у нас не был. Забыл совсем.

Собравшиеся смотрели на них.

— Все новые, — выглянул Осокин из-за плеча Коньшина, — и ни одного знакомого….

— А ты как думал! Умираэт старый члэн, растет новий поколэн!

Сидящие за столом засмеялись. Коньшин повернулся к ним:

— Вот, товарищи комсомольцы, познакомьтесь. Это бывший наш секретарь комитета комсомола, ныне секретарь парткома опытного завода прядильно-ткацких машин товарищ Осокин.

— А мы знакомы, что ты так официально! — улыбаясь, проговорила Храмцова. — Здравствуй, Коля, ты меня и не заметил.

— Ну вот, Анечка, здравствуй. И знакомая нашлась… Здравствуйте, товарищи.

Члены бюро откликнулись вразнобой.

— Ну что, товарищи, по-моему, мы все решили на сегодня? — спросил Коньшин, придерживая за руку Осокина. — С редколлегией все ясно, а вечер это, Саша, ты своих культмассовиков раскачивай.

— Конечно, — кивнул головой Рудаков.

— Ну, тогда до новых встреч, — улыбнулся Коньшин. — Седьмого собираемся.

— Во сколько?

— Как всегда в шесть. А Туманяну, Вера, ты передашь.

— Конечно, обязательно.

— Ну, тогда все.

Вставая, задвигали стульями. Коньшин кивнул Осокину:

— Пошли ко мне.

Они обогнули стол и вошли и небольшой кабинет с широким столом зеленым сейфом и ленинским портретом на стене.

— Нуууу… все по-прежнему, — Осокин опустился в красное кресло. — Только Ленина сменил.

— Да, этот красивей, кажется. Я такого в немецком журнале видел. Это фотографика называется

— Я знаю. У меня брат такие фото делает… Коньшин сел на свое место, шлепнул по столу ладонями:

— Ну, рассказывай!