Владимир Сорокин - Норма

Бориса Гусева арестовали 15 марта 1983 года в 11.12, когда он вышел из своей квартиры и спустился вниз за газетой. Возле почтовых ящиков его ждали двое. Увидя их, Борис остановился. Справа от лифта к нему двинулись еще двое. Один из них, худощавый, с подвижным лицом, приблизился к Гусеву и быстро проговорил:

— Гусев Борис Владимирович. Вы арестованы.

Гусев посмотрел на его шарф. Он был серый, в белую клетку. Худощавый вынул из руки Гусева ключи, кивнул в сторону лестницы:

— Прошу.

Гусев стоял неподвижно. Двое взяли его под руки.

— Ордер… — разлепил побелевшие губы Гусев.

— Ордера на арест и на обыск будут предъявлены вам в вашей квартире.

— Предъявите сейчас, — с трудом проговорил Гусев.

— Борис Владимирович, — улыбнулся худощавый, — пойдемте, не тяните время.

Гусева подтолкнули к лестнице. Он пошел, еле передвигая ноги. Двое прошли вперед, двое и худощавый двинулись за Гусевым.

— У вас всегда так мочой воняет? — спросил худощавый, — бомжи ночуют?

Гусев двигался, не отвечая. Он был бледен.

Поднялись на третий этаж, вошли в квартиру Гусева. Худощавый снял трубку телефона, набрал номер:

— Юрий Петрович, всё в порядке. Да.

Гусев стоял посередине своей единственной комнаты, сплошь заваленной книгами. Четверо стояли рядом.

— Присаживайтесь, Борис Владимирович, — посоветовал худощавый.

— Предъявите ордер… и вообще… документы.

— Минуту терпения, — худощавый закурил.

В дверь позвонили.

— Откройте, — приказал худощавый.

Дверь открыли. Вошли участковый и полноватый человек с пшеничными усами.

— Следователь КГБ Николаев, — представился он, не глядя на Гусева. Достал из папки два листа, протянул Гусеву:

— Ознакомьтесь.

— Садитесь, Гусев, — худощавый подвинул расшатанный стул. Гусев смотрел в бумаги, держа их в обеих руках.

— Товарищ лейтенант, — обратился полноватый к участковому, — организуйте нам понятых.

Участковый вышел.

— Ознакомились? — Николаев забрал бумаги у Гусева. — Дело ваше веду я. Сейчас придут понятые, мы произведем у вас обыск. Параллельно начнем наш разговор. Садитесь, Борис Владимирович, что вы стоите, как в гостях.

Гусев опустился на стул.

Вскоре появились понятые: пожилая женщина в зеленой кофте и молодой человек с толстой шеей.

— Товарищи понятые, — Николаев снял пальто, — мы сотрудники комитета государственной безопасности. Гражданин Гусев, проживающий в этой квартире, арестован. Мы просим вас присутствовать во время обыска. Представьтесь, пожалуйста, и присаживайтесь. Валера, организуй им место.

Худощавый сбросил лежащие на диване книги и журналы на пол.

— Комкова Наталья Николаевна, — громко произнесла женщина.

— Фридман Николай Ильич, — пробормотал молодой человек.

Они сели на протертый диван. Худощавый опустился рядом, достал из «дипломата» бланк, подложил под него подвернувшийся журнал «Америка», положил на «дипломат» и стал писать.

— Я свободен? — спросил участковый.

— Да. Спасибо, — Николаев сел за стол, раскрыл папку, вынул ручку с золотым пером.

Участковый вышел. Пока худощавый вполголоса опрашивал понятых, Николаев зашелестел бумагами:

— Так. Гусев Борис Владимирович. 1951 года рождения. Где вы родились?

— Я не буду отвечать на ваши вопросы, — проговорил Гусев.

— Вы обязаны отвечать на мои вопросы. Это во-первых. А во-вторых, это в ваших интересах.

— Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы.

Николаев отложил ручку.

— Напакостил, а отвечать не хочет, — проговорила вполголоса женщина и посмотрела на худощавого. Он записывал её адрес.

— Я предлагаю вам добровольно предъявить антисоветскую литературу.

Гусев молчал, глядя на свои руки. Николаев подождал, трогая фигурку тиранозавра на столе Гусева, потом встал, подошел к кровати, приподнял матрац, вынул толстую картонную папку:

— Ваше?

Гусев молчал. Николаев положил папку на стол, развязал тесемки, открыл:

— Запиши, Валерий Петрович. Первым номером. Папка серого картона. Содержит …372 машинописных листа. Название «Норма». Автор не указан. Первое предложение: «Свеклушин выбрался из переполненного автобуса, поправил шарф и быстро зашагал по тротуару». Последнее предложение: «— Лога мира? — переспросил Горностаев и легонько шлепнул ладонью по столу, — а когда ?»