Эрнест Хемингуэй - За рекой, в тени деревьев

– Мне, пожалуй, надо чего-нибудь выпить, – сказал полковник.

– Там, на столе, есть граппа.

Они довезли барона до огромных ворот и аллеи, посыпанной гравием, – вилла, к счастью, стояла больше чем в шести милях от ближайшего военного объекта и не пострадала от бомбежки.

Полковник распрощался с Альварито, тот пригласил его приезжать на охоту хоть каждое воскресенье.

– Может, вы все-таки к нам зайдете?

– Нет, мне надо назад, в Триест. Передайте привет Ренате.

– Непременно. Это ее портрет лежит у вас на заднем сиденье?

– Да.

– Я скажу ей, что вы хорошо поохотились и что портрет в полной сохранности.

– И не забудьте передать ей привет.

– Не забуду.

– Ciao, Альварито, большое спасибо.

– Ciao, полковник. Если можно говорить ciao полковнику.

– А вы забудьте, что я полковник.

– Это очень трудно. До свиданья, полковник.

– В случае непредвиденных обстоятельств, попросите ее зайти в «Гритти» и взять портрет.

– Хорошо, полковник.

– Ну, кажется, все.

– Прощайте, полковник.

Они выехали на дорогу, и ранняя тьма стала сгущать вокруг.

– Сверните налево, – сказал полковник.

– Но ведь та дорога не на Триест, господин полковник, – сказал Джексон.

– Ну и шут с ней, с дорогой на Триест. Я приказал вам свернуть налево. Вы думаете, на свете только одна дорога на Триест?

– Нет, господин полковник. Я только хотел обратить внимание господина полковника…

– А вас, черт возьми, никто не просит обращать мое внимание на что бы то ни было! И пока я сам не заговорю, извольте молчать.

– Слушаюсь, господин полковник.

– Извините, Джексон. Я хотел сказать, что знаю, куда ехать, и мне хочется спокойно подумать.

– Так точно, господин полковник. Они ехали по старой дороге, которую он так хорошо помнил, и полковник думал: «Ну вот, я послал четыре обещанных утки в „Гритти“. Охота была не очень удачная, жене того парня не много достанется перьев. Да, от перьев ей проку не будет. Но утки крупные, жирные – просто объедение. Эх, забыл дать Бобби колбасы». И написать Ренате записку не было времени. «Но что бы я мог написать в записке, кроме того, что мы уже сказали друг другу?» Он сунул руку в карман и достал карандаш и блокнот. Включив лампочку для чтения карты, он раненой рукой написал заглавными печатными буквами короткий приказ.

– Спрячьте в карман, Джексон, и, если придется, действуйте соответственно. Если произойдет то, что здесь указано, выполняйте.

– Слушаюсь, господин полковник, – сказал Джексон и, взяв свободной рукой сложенный листок, сунул его в верхний левый карман мундира.

«Ну а теперь отдыхай, – сказал себе полковник. – У тебя осталась одна забота – о себе, а это уже роскошь. Армии Соединенных Штатов ты больше не нужен. Тебе это ясно дали понять. С девушкой своей ты простился, и она простилась с тобой. Тут дело обстоит совсем просто. Стрелял ты хорошо, и Альварито все понимает. Ну что ж. Так какого же черта ты волнуешься? Ты же не из тех хлюстов, которые беспокоятся, что с ними будет, когда уже все равно ничем не поможешь? Думаю, что ты не такой».

И тут его схватило – он этого ждал с тех пор, как они собрали чучела.

«Еще два раза – и конец, – думал он, – хотя мне обещали, что я выдержу четыре. Я всегда был везучий, как последний сукин сын». Тут его опять схватило, и очень сильно.

– Джексон, – сказал он, – знаете, что однажды сказал генерал Томас Джексон? В тот раз, когда его настигла безвременная кончина? Я даже выучил это наизусть. За достоверность, конечно, не ручаюсь. Но так, во всяком случае, передают. «А. П. Хиллу приготовиться к атаке», – сказал он. Потом начал бредить. А потом сказал: «Нет, нет, давайте переправимся и отдохнем там, за рекой, в тени деревьев».

– Очень интересно, господин полковник, – сказал Джексон. – Верно, это был Джексон Каменная Стена, господин полковник?

Полковник хотел ответить, но осекся, потому что его схватило в третий раз и стиснуло так, что он понял: вот и конец.

– Джексон, – сказал полковник, – поставьте машину на обочину и погасите фары. Вы знаете, как ехать отсюда в Триест?

– Да, господин полковник. У меня есть карта.

– Хорошо. Я сейчас перейду на заднее сиденье этой дерьмовой сверхроскошной машины.

Это были последние слова, которые полковник произнес в своей жизни. Но до заднего сиденья он добрался и даже закрыл за собой дверь. Он закрыл ее тщательно и плотно.

Через некоторое время Джексон повел машину с зажженными фарами по дороге, вдоль канавы, обсаженной ветлами, и стал искать, где бы ему повернуть. Наконец он осторожно развернулся. На правой стороне дороги, став лицом к югу – к развилку, от которого шло знакомое шоссе на Триест, – Джексон зажег свет в кабине, вынул листок с приказом и прочел: