— Что это такое? — спросил он и еще ближе подошел к Густаву.
— Это море! — ответил тот.— Через полчаса сюда дойдет восточный ветер со снежной бурей и того гляди разломается лед. Черт знает, что тогда с нами будет. Скорей, бежим дальше!
Он принялся бежать. За ним следом бежал Карлсон. Снег кружился в их ногах, а шипение, казалось, гналось за ними.
— С нами все кончено! — крикнул Густав и остановился, указывая на огонек, блестевший позади островка в юго-восточном направлении.— Осветился маяк! Значит, море тронулось!
Карлсон не понимал опасности, но сознавал, что дело плохо, раз Густав дрогнул.
Теперь подул вокруг них восточный ветер. В нескольких шагах от них приближалась снежная стена, как черная ширма, и в то же мгновение их окутал снег, падавший густо-густо и в массе казавшийся темным, как сажа. Вокруг них стало совсем темно, и огонь маяка, посветивший еще несколько мгновений и указывавший им путь слабо и неясно, как ложное солнце, вдруг погас.
Густав бежал дальше во весь опор. Карлсон спешил за ним, насколько мог; но он был довольно толст, не мог долго бежать тем же шагом и задыхался. Он просил Густава бежать потише; но у того не было ни малейшей охоты приносить себя в жертву, и он бежал изо всех сил, бежал ради спасения жизни своей. Карлсон схватил его за платье, умолял его не убегать без него, заклинал его. Но все напрасно.
— Всякий за себя, а Бог за всех! — отвечал Густав и просил Карлсона отступить от него на несколько шагов, чтобы не сломался лед.
Казалось, что это как раз случится, потому что сзади все больше и больше трещало. Хуже же всего было то, что шипение настолько приблизилось, что уже ясно было слышно, как волны ударялись о рифы и о льдины. Проснулись чайки и подняли крик, радуясь нежданной добыче.
Карлсон задыхался и пыхтел; расстояние между ним и Густавом все увеличивалось; наконец он очутился один среди непроглядной темноты. Он остановился, ощупал, нет ли следов, но следов не нашел. Он закричал — ответа не последовало. Кругом — одиночество, тьма, холод и вода, готовившая ему смерть.
Подстрекаемый страхом, он еще раз пустился бежать. Он бежал так скоро, что опережал снежные хлопья, летевшие в том же направлении. Затем он еще раз крикнул.
— Беги по ветру, придешь на запад к земле! — расслышал он из темноты убегающий голос. Потом опять наступила тишина.
Но скоро у Карлсона не хватило сил бежать. Упав духом, он замедлил свой бег, пошел тихим шагом, уже не будучи в силах оказывать сопротивления, а за ним наступало море, шипя, грохоча и завывая, будто его самого настигала какая-то ночная разбойничья шайка.
* * *
Пастор Нордстрём лег в постель в восемь часов вечера, чтобы почитать газетку; вскоре он погрузился в крепкий сон. Но часов около одиннадцати он почувствовал, как старуха локтем толкала его в бок, и услышал ее голос.
— Эрик, Эрик! — слышалось ему во сне.
— Что случилось? Не можешь ли ты оставить меня в покое! — забурчал он спросонья.
— Уж я ли не даю тебе покоя?!
Испугавшись долгих объяснений, пастор поспешил уверить, что убежден в ее деликатности; затем он зажег спичку и спросил, что случилось.
— Кто-то зовет в саду! Не слышишь ли ты?
Пастор прислушался и надел на нос очки, как бы для того, чтобы лучше расслышать.
— Да, действительно! Кто бы это мог быть?
— Пойди же и посмотри! — ответила жена и снова толкнула старика.
Пастор натянул кальсоны, надел шубу, въехал ногами в ботики, взял со стены ружье, зарядил его и вышел.
— Кто там? — крикнул он.
— Флод! — ответил глухой голос за кустами бузины.
— Что случилось, что ты так поздно здесь? Не умирает ли старуха?
— Еще того хуже! — раздался обессиленный голос Густава.— Мы потеряли ее.
— Потеряли?
— Да, мы потеряли ее на море.
— Но иди же ты ради бога в дом и не стой на холоде.
При свете Густав выглядел сильно изможденным, так как за весь день ничего не ел и не пил и, кроме того, выдержал, как собака, отчаянную борьбу с восточным ветром.
После того как он все одним вздохом сообщил пастору, последний пошел к старухе.
После бурного объяснения, продлившегося несколько минут, удалось ему вынести ключи от известного шкафа, находящегося в кухне, куда он повел потерпевшего крушение путника.
Вскоре Густав сидел у большого кухонного стола, пастор тем временем принес водки, студня, хлеба и угощал проголодавшегося.
Затем стали рассуждать по поводу того, что можно было бы предпринять для оставшихся на море. Теперь ночью созывать людей и выезжать в море было бы бесцельно; зажечь костер на берегу было бы опасно, потому что это могло бы ввести в заблуждение суда, если только мог вообще быть виден огонь сквозь снежную метель.
Читать дальше