Август Стриндберг - Жители острова Хемсё

Никому не было известно, что такое полевой шпат, и никто не думал об этом сокровище, кроме Карлсона; он уверял, что давно об этом думал, но не имел необходимого капитала.

Директор сообщил, что полевой шпат — это красная порода камня, употребляемая на фарфоровых заводах. Через неделю будет построен дом управляющего, уже заказанный плотникам; через две недели будет стоять деревянная казарма для рабочих, и тогда с тридцатью рабочими приступят к работе.

С этим он и уехал.

Этот золотой дождь так внезапно упал на островитян, что они не успели даже рассчитать все выгоды. Тысяча крон на столе и четыре тысячи к осени за ничего не стоящий остров! Этого было слишком много сразу! Они в полной дружбе и согласии просидели весь вечер вместе, рассчитывая, какие они еще получат от этого выгоды. Само собой понятно, что можно будет продавать рыбу и другие продукты многочисленным рабочим и управляющему, также и дрова,— в этом нечего было сомневаться. Затем, очень возможно, что захочет приехать на лето директор, быть может с целой семьей. Тогда, понятно, можно будет увеличить плату за наем дачи профессора, а Карлсон, быть может, сдаст свою стугу. Все будет великолепно.

Карлсон сам убрал деньги в секретер и просидел полночи перед крышкой, делая свои расчеты.

На следующей неделе Карлсон съездил несколько раз в купальное местечко Даларё и возвращался с плотниками и малярами. Он порою садился на свою веранду, на которую он поставил стол. Сидя там, он пил коньяк, курил трубку и наблюдал за работой, которая уже подвинулась значительно вперед.

Вскоре оклеили все комнаты и даже кухню обоями; в последней сложили хорошую печь. К окнам приделали зеленые ставни, виднеющиеся издали. Веранду еще раз выкрасили в белый и светло-красный цвета; с солнечной стороны повесили к ней гардину из полосатого синего и белого тика. Вокруг двора и сада возвышалась решетчатая ограда, выкрашенная в серый цвет с белыми набалдашниками.

Подолгу стояли обитатели мызы передо всем этим и глазели на эту роскошь; Густав же предпочитал стоять на значительном отдалении за углом или за густым кустом. Он никогда или же очень редко принимал приглашение посидеть на веранде.

Одна из грез Карлсона, снившаяся ему в особенно ясные ночи, заключалась в том, что профессор будет сидеть на веранде, по-барски развалившись в кресле, будет по глоточкам пить коньяк из бокала, любоваться видом и покуривать трубку (лучше уж было бы сигару, но эта последняя была для него еще слишком крепка).

Сидя, неделю спустя, рано утром на своей веранде, он услышал на проливе перед Роггенхольмом свисток парохода.

«Вот они прибыли!» — подумал он и, как местный хозяин, захотел принарядиться для встречи.

Он пошел в стугу и оделся, затем послал за Рундквистом и Норманом, которые должны были сопровождать его к Роггенхольму, чтобы встретить господ.

Через каких-нибудь полчаса лодка отчалила, и Карлсон сел к рулю. От времени до времени уговаривал он работников грести в такт, чтобы подойти к пароходу как порядочные люди.

Когда они обогнули последнюю косу и перед ними открылся пролив, окаймленный с одной стороны большим островом, с другой — Роггенхольмом, перед ними развернулся чудный вид. Украшенный флагами и сигнальными дисками пароход стоял на якоре посреди пролива, а между ним и берегом сновали маленькие ялики с матросами в синих и белых блузах. Наверху на прибрежной скале, блестевшей благодаря обнаженному светло-красному полевому шпату, стояла группа господ, а на некотором расстоянии от них хор музыкантов, медные инструменты которых сияли на фоне темных сосен.

Гребцы недоумевали, что там наверху происходит, и подъехали к скале, чтобы насколько возможно близко посмотреть и послушать. Раз, два, три! В ту минуту, как они остановились перед сборным пунктом приезжих господ, в воздухе раздался шум, похожий на полет двенадцати тысяч гагар; за этим последовал треск, как бы вырывающийся из недр горы, а в конце концов такой грохот, что казалось, будто взорвало всю гору.

— Черт возьми! — вот все, что мог выговорить Карлсон, потому что через мгновение вокруг лодки посыпались камни; затем полил целый дождь гравия, а под конец посыпался град мелких камней.

Потом на вершине горы раздался голос; он говорил о каком-то деле, о заложенной работе; попадались и иностранные слова, которых не понимали островитяне.

Рундквист подумал, что это проповедь, и снял с головы фуражку; но Карлсон сообразил, что говорил директор.