Симадзаки Тосон - Нарушенный завет

— Право, я и не думал так скоро с тобой увидеться! — говорил бонза. — Я полагал, что ты занят выборами, объезжаешь округу. А ты, оказывается, вот чем занимался! Я не подозревал, что у тебя такое радостное событие.

— Нет, я действительно был очень занят, — послышался голос Такаянаги. Усимацу представил себе, какой у Такаянаги сейчас самодовольный вид.

— Это замечательно! Извини за нескромный вопрос, а супруга твоя тоже из Токио?

— Да.

Услышав этот ответ, Усимацу усмехнулся.

Из дальнейшего разговора он понял, что супруга Такаянаги намеревалась из Ииямы отправиться в Токио, посетить Эносиму и Камакуру. Так как Такаянаги был человек предусмотрительный и ловкий, он ехал в Иияму не из Нэцу, а сделав изрядный круг. И вот, встретив бонзу, наговорил ему с целый короб. Усимацу от его беззастенчивого вранья стало не по себе. «Сколько скверного творится на свете», — думал он, невольно сравнивая мрачную тайну этой четы со своей собственной тайной, и снова чуть утихшая боль сжала его сердце. Но, встряхнувшись, он напустил на себя беззаботный вид и быстро вышел из ресторанчика.

Крупный мокрый снег шёл не переставая. Погода предвещала сильный снегопад, который ежегодно бывает в этих местах на всём протяжении тракта от Этиго до Ииямы. Серые тучи по-прежнему заволакивали небо. Горная цепь Ками-Такаи, плоскогорье Сугатайра и другие громоздившиеся друг на друга горы, окутанные снежными облаками, то проглядывали сквозь туман, то снова исчезали из вида.

Некоторое время Усимацу, забывшись, смотрел на быстрые воды Тикумы, но незаметно его мысли опять вернулись к только что услышанному разговору. В это время началась продажа билетов, и все пассажиры устремились к кассе. Усимацу несколько раз оборачивался, чтобы взглянуть на чету Такаянаги. «Не надо, не надо этого делать», — говорил себе Усимацу, но оглядывался снова и снова.

Лодка причалила к берегу, смешавшись с толпой пассажиров, Такаянаги с супругой тоже время от времени украдкой бросали на него косые взгляды. А может быть, это только ему казалось? Он не был уверен, что эта женщина знает его, но он-то её знал. Это, несомненно, была дочь Рокудзаэмона. С причёской новобрачной. Скрывая под тонким слоем белил краску смущения, она жалась к мужу, весь облик которого свидетельствовал о тщеславных устремлениях. Осторожно поддерживая её, он помог ей спуститься к причалу. «Что у них на уме, у этой пары?» — думал Усимацу, направляясь вслед за другими пассажирами к лодке.

Лодка была крытая, необычного вида — с окнами; борта, выкрашенные внизу в белый цвет, пересекали две поперечные красные полосы. В кормовой части лодки дощатая дверь вела в закуток для багажа; пассажиры размещались в длинном узком помещении, таком низком, что, стоя, они почти упирались головой в потолок, сидя же, задевали друг друга коленями.

Послышался плеск шеста за кормой. Лодка, заскользив по песку, отчалила. Усимацу примостился в углу, вытянул ноги и, уныло покуривая папиросу, погрузился в размышления. Тусклый блеск реки за окном отсвечивал на хлопьях мокрого снега, придавая ему более весёлый вид. Мерное бормотание бьющихся о борта волн, усыпляющие всплески вёсел — вот тишина на воде! Кое-где на пустынных берегах виднелись ивы. Иногда эти деревья казались далёкими тенями, иногда лодка проскальзывала почти под самыми их голыми ветвями. И снова вопрос: что ждёт его впереди? — вставал перед Усимацу. Кто знает? Высунувшись из окна, он смотрел в сторону Ииямы. От зрелища низко нависших снежных туч ещё тяжелее становилось на сердце одинокого «этa». Противоречивые чувства — то неприязнь, то нежность — наполняли душу Усимацу. Что сейчас делается в школе? Чем занят его товарищ Гинноскэ? Что поделывают несчастный Кэйносин, окусама из Рэнгэдзи? Тут опять на память ему пришли слова письма Сёго, и Усимацу не без радости подумал, что снова сможет увидеть ту, видеть которую ему так хотелось. Теперь каждый раз, когда Усимацу вспоминал старый храм, он чувствовал, при всей его удручённости, как в жилах начинает бурлить кровь.

«Рэнгэдзи… Рэнгэдзи…» — слышалось ему в ритмичных ударах вёсел по воде.

Мокрые снежные хлопья сменились мелкими сухими снежинками. Томительное время пути пассажиры коротали за разговорами. Более других изощрялся бонза — знакомый Такаянаги: он насмешливо болтал о политике, вышучивал то одно, то другое, чем потешал остальных пассажиров. «Выборы — это своего рода спектакль, политические деятели — актёры, а все прочие — зрители, развлекающиеся забавным зрелищем», — говорил бонза, и все смеялись, а кое-кто вставлял свои замечания. Кто соглашался с ним, кто возражал, завязался спор. Едва один из пассажиров высказал предположение: «Итимура возьмёт верх» — как другой тут же насмешливо перебил его: «А ты что, его агент?» Имя адвоката повторялось всё чаще и чаще, вызывая каждый раз у Такаянаги недовольную гримасу — он то фыркал, то язвительно кривил губы.