Гектор Манро - Именины

Аналогичным образом справившись с ним, поезд упрямо пополз дальше, встречая и преодолевая всё новые и новые помехи на своём пути. После особенно долгой остановки перед необычно глубоким сугробом вагон, в котором ехал Эблвей, сильно дёрнулся и накренился, а затем замер неподвижно; Эблвей был уверен, что вагон не движется, однако он прекрасно слышал пыхтение паровоза и неспешный скрип вагонных колёс. Пыхтение и стук постепенно затихали, словно их источник удалялся от слушателя. Эблвей вдруг очнулся; с его уст сорвалось запоздалое проклятье, он открыл окно и высунулся наружу, в снежную бурю. Снег тут же залепил ему глаза, но того, что он увидел, было достаточно, чтобы понять, что произошло. Паровоз совершил мощный рывок через сугроб и, облегчённый, бодро мчался вперёд, избавившись от заднего вагона, сцепление которого не выдержало нагрузки и оборвалось. Эблвей остался один, или почти один в брошенном железнодорожном вагоне, в самом сердце штирийского или хорватского леса. (Он вовремя вспомнил, что купе третьего класса рядом с ним занимала крестьянка, севшая в поезд на маленьком полустанке). «Если не считать эту женщину, — театральным тоном произнёс он, обращаясь сам к себе, — ближайшие живые существа здесь — это, видимо, стая волков».

Прежде чем зайти в купе третьего класса и рассказать своей попутчице о подробностях случившегося, Эблвей задался вопросом, какой национальности она может быть? За время своего пребывания в Вене он успел поверхностно познакомиться со славянскими языками и ничуть не робел, имея дело с представителями некоторых национальностей.

«Если она хорватка, сербка или боснячка, я сумею объясниться с ней, — уверил он сам себя. — Но если она венгерка — о, Боже! Мы сможем общаться лишь с помощью жестов».

Он вошёл в купе и произнёс своё исключительной важности сообщение на языке, который, на его взгляд, был наиболее близок к хорватскому.

— Поезд оторвался и уехал от нас.

Женщина покачала головой, так, что это могло означать и покорность воле небес, и обычное непонимание.

Эблвей повторил вышесказанное на различных славянских языках, при этом активно прибегая к пантомиме.

— А-а, поезд уехал? — наконец проговорила женщина на немецком диалекте. — А мы остались. Вот как.

Эблвею показалось, что произошедшее заинтересовало её не больше, чем результаты муниципальных выборов в Амстердаме.

— Иногда такое бывает, — продолжала она. — Они поймут, что случилось на ближайшей станции, и когда рельсы освободятся от снега, за нами пришлют паровоз.

— Но мы можем застрять здесь на всю ночь! — воскликнул Эблвей.

По выражению лица женщины было видно, что она не исключает такую возможность.

— В этих краях есть волки? — поспешил с вопросом Эблвей.

— Есть, и много, — ответила женщина. — Как раз за этим лесом мою тётушку сожрали три года назад, когда она возвращалась домой с рынка. Съели и лошадь, и поросёнка, который был в повозке. Лошадь была старая, а поросёночек — такой молоденький, такой толстенький. Я плакала, когда узнала, что его съели. Они ничего не щадят.

— На нас могут здесь напасть, — с дрожью в голосе проговорил Эблвей. — Стенки этих вагонов тонкие, словно спичечные, и волки без труда проникнут сюда. И меня, и вас могут сожрать.

— Вас, возможно да, — спокойно ответила женщина. — Но не меня.

— Почему не вас? — спросил Эблвей.

— Сегодня праздник святой Марии Клеопы, мои именины. Она не позволит волкам съесть меня в такой день. Об этом можно не беспокоиться. Вас, да, вас могут съесть, но только не меня.

Эблвей решил сменить тему…

Перевёл с англ. Андрей КУЗЬМЕНКОВ

Безумный мулла — Саид Хасан (1856–1920), сомалийский религиозный деятель, более 20 лет возглавлявший борьбу с колонизаторами. Национальный герой Сомали. Британцы прозвали его «Безумным муллой».

Фиуме — итальянское название города Риека, Хорватия.