Халиль Джебран - Сломанные крылья

Я видел - Сельма разительно изменилась. Но в печали своей она стала еще более прелестной: так прозрачное облако, опоясав луну, придает ей больше очарования и величия. Лицу прибавляют обаяния черты, украшающие душу, какими бы мучительными ни были ее тайны. Если же оно не говорит, если прячет мысли и чувства, то при самых совершенных пропорциях никогда не бывает прекрасным.

Кубок сам по себе не прельщает нас, пока цвет вина не проступит сквозь его хрустальные стенки. Сельма же в тот вечер была подобна чаше, полной вышнего хмеля, смешанного с горечью жизни и сладостью души. Сама того не зная, она олицетворяла восточную женщину, которая, уйдя из дома любящего отца, оказывается под гнетом жестокого мужа; покинув объятия ласковой матери, превращается в рабыню жестокой свекрови.

Я не отводил глаз от лица Сельмы; в молчаливой задумчивости, слыша ее прерывистое дыхание, страдал с нею и сострадал ей, понимая, что творится в ее душе. И вот остановилось время, больше не существовало бытие... Я видел только широко открытые глаза, что, казалось, заглядывали мне в душу, и ощущал прикосновение холодной, дрожащей руки... Слова Сельмы вывели меня из забытья.

- Поговорим же, друг мой, - сказала она. - Представим себе будущее, пока оно не обрушилось на нас своими страхами и ужасами. Отец мой сейчас ушел к тому, кто будет рядом со мной до могилы. Человек, который волею неба стал причиной моего появления на свет, отправился на свидание с другим, что выбран землею повелевать мной до конца жизни. В сердце города встретились старец, что был наперсником моей юности, и молодой человек - спутник тех лет, что мне суждено прожить. Сегодня отец и жених назначат день свадьбы - ждать мне осталось недолго, даже если они не будут спешить. Удивительный, судьбоносный час! Ровно неделю назад, в это же время, под этим же жасминовым деревом любовь впервые объяла мой дух, и тогда же Провидение в доме Булоса Галеба начертало первое слово рассказа о моем будущем. И в те же минуты, когда отец и жених плетут венок для моей свадьбы, я вижу рядом тебя, и душа твоя кружится надо мной, как истомленная жаждой птица - над источником влаги, охраняемым страшной змеей. Неисповедимы тайны этого часа, страшного в своем могуществе!

Отчаяние представилось мне черным призраком, что, схватив за горло нашу любовь, душит ее в колыбели.

- Птица моей любви будет кружить над источником, пока, ослабев, не погибнет от жажды или, растерзанная змеей, не исчезнет в ее ненасытном чреве! - воскликнул я.

Звонко, как дрожание серебряных струн, прозвучал взволнованный девичий голос:

- Нет, друг мой! Пусть птица останется жить. Пусть соловей поет до глубокой ночи - поет, пока не пройдет весна, не исчезнет мир, не окончится вечность. Не заглушай его пения - оно приносит мне жизнь, не останавливай крыльев - трепет их отгоняет туман от сердца.

- Птица может погибнуть от жажды и страха, - сказал я, вздыхая.

- Жажда духа выше насыщения плоти, - прошептала она дрожащими губами. - Страх души милее покоя тела. Выслушай меня, любимый! Я стою на пороге новой жизни, о которой ничего не знаю, и, словно слепая, ощупываю стены в страхе перед падением. Я - рабыня; богатство отца привело меня на невольничий рынок, и я досталась одному из мужчин. Я не люблю его, ибо не знаю: любовь же и неведение - несовместимы. Но я научусь любить, стану услужливой и покорной, постараюсь сделать его счастливым, дав ему все, что слабая женщина может дать сильному мужчине. Ты же молод, и жизнь перед тобой - широкая стезя, устланная цветами и травами. Ты ступишь на арену жизни, неся в руках сердце, словно горящий факел. Ты волен думать и чувствовать, волен поступать, как знаешь, и ты впишешь свое имя в книгу жизни, ибо ты - мужчина. И будешь счастлив, ибо отцовская бедность избавит тебя от рабства. Бедняку нечего делать на невольничьем рынке, где торгуют девушками. Ты сам выберешь себе подругу, и она найдет место в твоем сердце, прежде чем явится в твой дом, и будет рядом с тобой в мыслях, прежде чем станет спутницей твоей жизни.

Сельма перевела дыхание.

- На этом ли жизненном перекрестке разойдутся наши пути -твой, что ведет к славе, и мой - к обязанностям жены? -взволнованно продолжала она. - Так ли суждено закончиться прекрасному сну, исчезнуть - сладостной действительности?

Морю - поглотить песню жаворонка, ветру - развеять лепестки розы, стопам - раздавить кубок с вином? Ужели напрасно в тот вечер нам светила луна, напрасно встретились наши души под сенью жасмина?