Франц Кафка - Замок. Процесс. Америка. Три романа в одном томе

— Вы, однако, упрямый, — заметила женщина, отводя глаза. — Вам хотят добра, предлагают помощь, а вы отбиваетесь изо всех сил.

Карл и сам все это прекрасно понимал, но выхода все равно не видел и потому сказал только:

— Большое вам спасибо за вашу любезность. — Но тут же спохватился, что еще не заплатил, и спросил, сколько с него причитается.

— Когда корзину вернете, тогда и сочтемся, — ответила женщина. — Учтите, корзина мне нужна самое позднее к завтрашнему утру.

— Хорошо, — ответил Карл.

Она отворила дверь, что вела из кладовой прямо на улицу, и, когда Карл, поклонившись ей, уже выходил, сказала на прощанье:

— Спокойной ночи. Только все равно поступаете вы неправильно.

Он уже отошел на несколько шагов, когда она крикнула ему вдогонку:

— Так, значит, до завтра!

Едва он очутился на улице, как до слуха его долетел все тот же неутихающий шум из зала, к которому теперь добавилось еще и громыханье духового оркестра. Он порадовался, что ему не пришлось выбираться обратно через эту жуткую толчею. Отель теперь сиял всеми окнами своих шести этажей, ярко и во всю ширь освещая дорогу у него под ногами. Где-то впереди по-прежнему, хоть уже и не столь плотной чередой, проносились машины, вырастая из темноты стремительней, чем днем, они жадно ощупывали полотно дороги белыми лучами своих фар, которые как бы меркли, когда машины пересекали световое пятно отеля, а потом, разгораясь все ярче, снова вбуравливались в черноту ночи и постепенно исчезали вдали.

Спутников своих Карл застал уже спящими глубоким сном, но он и правда отсутствовал слишком долго. Только он собрался аппетитно разложить добытую снедь на листах бумаги, которые тоже нашлись в корзинке, чтобы уж потом, все приготовив, разбудить товарищей, как вдруг с ужасом увидел, что его чемодан, который он оставил запертым, а ключ унес с собой в кармане, теперь разинут настежь и почти все содержимое разбросано вокруг на траве.

— Вставайте! — закричал он в панике. — Пока вы тут дрыхнете, у нас побывали воры!

— Что-нибудь пропало? — заспанным голосом спросил Деламарш.

Робинсон, еще полусонный, сразу же потянулся за бутылкой.

— Не знаю, — крикнул Карл, — но чемодан открыт. Какое разгильдяйство — самим завалиться спать, а чемодан оставить без присмотра!

Оба спутника почему-то рассмеялись, а Деламарш сказал:

— В следующий раз не будете так надолго исчезать. Гостиница в двух шагах, а вы три часа где-то бродите. Мы же голодные, подумали, может, у вас в чемодане найдется что-то съестное, вот и пощекотали замок, пока он не открылся. Только там нет ничего, так что можете спокойно складывать все обратно.

— Вот как, — только и вымолвил Карл, глядя на стремительно пустеющую корзину и прислушиваясь к странным звукам, издаваемым присосавшимся к бутылке Робинсоном: жидкость сперва тихо булькала в горле, потом как бы с присвистом вырывалась обратно и лишь после этого с утробным урчанием устремлялась внутрь, как в воронку.

— Ну что, вы все съели? — спросил он, когда оба начали сыто отдуваться.

— А вы разве не перекусили в гостинице? — спросил в ответ Деламарш, полагая, видимо, что Карл претендует на свою долю.

— Если вы еще не наелись, извольте поторопиться, — сказал Карл, направляясь к чемодану.

— Э, да он никак капризничает? — притворно изумился Деламарш, обращаясь к Робинсону.

— Я не капризничаю, — ответил Карл, — но мне не нравится, когда в мое отсутствие взламывают мой чемодан и разбрасывают мои вещи. Я знаю, между друзьями допустимы кое-какие вольности, и я был к ним готов, но это уже слишком. Я заночую в гостинице и в Баттерфорд с вами не иду. Доедайте скорей, мне надо вернуть корзинку.

— Видишь, Робинсон, — произнес Деламарш, — как с нашим братом говорят. Вот что значит хорошие манеры. Одно слово — немец. Ты-то меня сразу предупреждал, но я, дурак, тебя не послушал, принял его в компанию. Мы к нему со всей душой, с чистым сердцем, целый день с собой тащим, по меньшей мере полдня из-за него теряем, а он теперь, благо кто-то там его в гостинице поманил, хочет сказать нам до свиданья, и дело с концом. Но поскольку он не просто немец, а плохой немец, он не говорит нам это в открытую, он находит предлог с чемоданом, а поскольку он к тому же еще и немец-грубиян, он не может уйти просто так, не оскорбив напоследок нашу честь и не обозвав нас ворами — и все из-за невинной шутки, которую мы разыграли с его чемоданом.

Укладывая вещи, Карл, не оборачиваясь, сказал: