Виктор Гюго - Труженики моря

Все животное — холодно.

Ничего не может быть гаже прикосновения этого оживленного студня, окружающего пловца. Руки вязнут в нем, — что-то тягучее и липкое проходит у вас между пальцами; но ничто не может сравниться с внезапным появлением пьевры, Медузы, вооруженной восьмью змеями.

Ничто не может уподобиться объятию кефалопода.

Точно пневматическая машина. Вы имеете дело с пустотой. Ни ударов ногтей, ни укуса зубов; точно вам насекает кожу рожок. Укушение страшно, но не так, как сосание. Когти ничто перед кровососным снарядом. Мускулы ваши распухают, фибры напрягаются, кожа трескается под омерзительным напором, кровь брызжет и смешивается с лимфой моллюска. Животное льнет к вам тысячью ртами; гидра сливается, смешивается с человеком. Вы составляете одно целое. Тигр может съесть вас; восьминог — о мерзость! — высасывает вас. Он втягивает вас в себя, и, связанные, обессиленные, вы чувствуете себя медленно переливаемым в отвратительный мешок чудовища.

Таково было существо, которому принадлежал Жилльят уже несколько минут.

Чудовище жило в гроте.

Месяц тому назад, когда Жилльят в первый раз проник в грот, черные очертания, замеченные им в складках темной воды, — была пьевра.

Там она была дома.

Когда Жилльят, войдя во второй раз в этот погреб в погоню за крабом, заметил трещину, где он думал, что краб скрылся, в трещине оказалась пьевра настороже.

Жилльят засунул руку в трещину; пьевра поймала его.

И держала крепко.

Он был мухой этого паука.

Жилльят был в воде по пояс, руки его судорожно цеплялись за круглые, скользкие голыши, правая рука и туловище, сдавленные плоскими свертками ремней пьевры, почти исчезали под складками и перекрестами страшного бандажа.

Из восьми рук пьевры три держались за скалу и опять прильнули к Жилльяту. Таким образом, она приковывала и Жилльята к скале. На Жилльяте было двести пятьдесят кровососных рожков.

Из лап пьевры вырваться нельзя, как мы говорили. Всякая попытка освободиться связывает и стягивает еще теснее. Ее усилия растут соразмерно с вашими. Сопротивление вызывает насилие.

У Жилльята было только одно средство к обороне: нож.

У него была свободна только левая рука; но он работал ею неутомимо.

Хоботки пьевры отрезать нельзя; нож безвластен над этими ремнями, они скользят из-под лезвия; да, впрочем, они так плотно прилегают к телу, что разрезать их значило бы разрезать ваше тело.

Восьминог страшен; но и с ним можно справиться. Рыбаки Серка умеют ладить с ним; про то знают все, видевшие иногда их быстрые движения на море. И морские тюлени их не боятся. Они умеют как-то откусывать им головы. Оттого-то в открытом море попадается так много волосатиков и восьминогов без голов.

Восьминога в самом деле можно одолеть только с головы.

Жилльят знал это.

Он никогда не видывал пьевры таких размеров. Другого бы смутило это.

В борьбе с пьеврой, как и в борьбе с быком, есть момент, которым следует пользоваться; момент, когда бык опускает голову и когда пьевра протягивает шею; момент мимолетный. Беда тому, кто не сумеет им воспользоваться.

Все, что мы сейчас сказали, продолжалось всего несколько минут. Жилльят чувствовал, как двести пятьдесят банок впивалось в него все глубже и глубже.

Пьевра коварна. Она старается сперва отуманить, поразить свою жертву. Она схватывает, потом ждет.

Жилльят держал нож наготове. Пьевра впивалась все глубже и глубже.

Он смотрел на пьевру, пьевра смотрела на него.

Вдруг она оторвала шестой хобот и старалась охватить им левую руку.

В то же время она проворно вытянула голову. Еще секунда — и рот ее прильнул бы к груди Жилльята. Жилльят, раненный в грудь и с обеими руками связанными, погиб бы неминуемо.

Но Жилльят был настороже, так же, как она.

Он увернулся от шестого ремня, и в тот момент, когда животное готово было броситься к нему на грудь, его вооруженный кулак спустился на животное.

Пьевра и Жилльят метнулись оба в разные стороны.

То была точно борьба двух молний.

Жилльят вонзил острие ножа в круглое тело гадины и, сделав круговое движение, вырвал голову, как вырывают зуб.

И все было кончено.

Гадина упала.

Отвалилась, точно тряпка. Четыреста сосательных банок разом выпустили и скалу, и человека. Тряпка канула на дно.

Жилльят, изнемогая от усталости, увидел у ног своих, на каменистом дне, две студенистые безобразные кучки, голова с одной стороны, остальное — с другой. Мы говорим остальное, потому что этого нельзя было бы назвать телом.