Константин Симонов - Последнее лето

Серпилин велел Дурдыеву еще раз прочесть приказание и сам во время чтения следил по карте. Потом осведомился: есть ли вопросы?

У Галчонка оказался один вопрос: что считается более вероятным исходя из общей обстановки — по какому шоссе будут прорываться немцы из Могилева, по Минскому или Бобруйскому?

— Об этом немцы пока не докладывали, — сказал Серпилин. — Но думаю, это зависит не столько от них, сколько от вас. Если в назначенное вам время перережете только Минское шоссе и не перережете Бобруйское, будут прорываться по Бобруйскому, Если перережете и Бобруйское, но при этом увлечетесь и на Минском оставите слишком слабый заслон, — будут прорываться по Минскому. Как из окружений прорываться, насчет этого немец не дурак. Тем более опыт имеет. Все чаще ставим его перед этой необходимостью. А если почувствует, что на обоих шоссе некрепко стоите, — и тут и там будет пробовать. Где нащупает слабину, туда и перегруппируется. Уяснили?

— Так точно, уяснил, товарищ командующий, — ответил Галчонок. — Выполним задачу полностью.

— Что уяснили — хорошо, а теперь я вам кое-что добавлю, — сказал Серпилин. — Общая обстановка — прорыв соседних фронтов в глубь Белоруссии

— облегчает вашу задачу. Немцы навряд ли будут пытаться деблокировать Могилев. Видимо, наоборот, приложат все силы, чтобы вырваться из него. На всякий случай примите меры, чтобы прикрыться и с запада, но главное ваше внимание — на восток, лицом к Могилеву! Помните, что будем глядеть за вами в оба глаза с воздуха. И глядеть и, если надо, помогать! За Днепром к вам присоединится авиатор со своей рацией. Будет идти с вами, а держать связь со своими. Так что войдете в прорыв со всеми удобствами, но это не исключает необходимости потрудиться. Задача предстоит серьезная, сопротивление — тоже. К нему, надеюсь, готовы. А от ненужных трудностей избавим.

Вопросов больше не было. Серпилин уже слышал краем уха, как там, за брезентом палатки, собираются люди.

— Если командиры собраны — пусть заходят.

Так и не переучился — уже второй год положено называть офицерами, но гораздо чаще говорил по-старому — командиры.

Галченок вышел, скомандовал: «Заходить!» — и палатка заполнилась офицерами.

— Долго говорить не собирался, но раз приготовлены скамейки, садитесь.

— Серпилин, подождав, пока расселись, взял со стола приказание и протянул его Галченку. — Товарищи командиры, при вас вручаю приказ на предстоящие действия командиру ордена Красного Знамени, ордена Александра Невского гвардейской Карачевской танковой бригады полковнику Галченку, которому доверено возглавить вашу подвижную группу. Задача армии: освободить Могилев. Вкратце ваша задача: с того берега Днепра, с уже захваченного трудом и кровью других плацдарма, утром войти в прорыв и к середине дня перерезать Минское и Бобруйское шоссе, закрыв противнику выход из Могилева. До сего дня воевали другие. А вас мы берегли для этого удара. Ждем от вас, что не выпустите из Могилева ни одного танка, ни одного «фердинанда», ни одной машины, ни одной пушки. Ничего и никого! Кто из вас с первых дней войны воюет? Поднимите руки. — Почти треть офицеров подняли руки. — Это хорошо. И хорошо, что живы остались; немцы на другое рассчитывали. От вас и ваших товарищей завтра требуется только одно: сделать здесь, под Могилевом, немцам сорок первый год наоборот! И не просто наоборот, а еще покруче! Вы через сорок первый год прошли — и живы и не в плену, и я тоже, как и вы. А немцы чтоб завтра от вас такой сорок первый год получили, чтоб, кто не мертв, тот в плену, а кто не в плену, тот мертв! Понятно или что-нибудь еще объяснить?

— Не надо, товарищ командующий!

— Командир самоходного артиллерийского полка подполковник Гусев, так? — Серпилину врезалась в память эта фамилия, еще когда подполковник представлялся. — Где начали воевать, товарищ Гусев?

— Под Перемышлем, товарищ командующий.

— А я здесь, под Могилевом. И здесь же, под Могилевом, узнал тогда вашего однофамильца, тоже артиллериста, капитана Гусева, который вышел сюда из-под Бреста с боями с последней пушкой своего дивизиона. И погиб здесь. И последние пять солдат его в землю опустили. И ко мне явились, чтоб дальше воевать…

Серпилин остановился и, проглотив стоявший в горле комок, глядя в лица людей, которые почти все были намного моложе его, сказал неожиданным для них тихим голосом:

— Сам даже не знаю, для чего вспомнил. Для вас и без этого все ясно. Но раз пришло на память — куда денешь? Желаю вам успеха в завтрашнем бою.