Чарльз Диккенс - Наш общий друг. Часть 1

Обѣды у Вениринговъ всегда превосходные (иначе новые люди не стали бы къ нимъ пріѣзжать), и потому все идетъ хорошо. Мимоходомъ можно замѣтить, что леди Типпинсъ все время производить рядъ опытовъ надъ своими пищеварительными отправленіями, до того сложныхъ и смѣлыхъ, что если бы опубликовать ихъ со всѣми результатами, это облагодѣтельствовало бы человѣческій родъ. Побывавъ во всѣхъ частяхъ свѣта, этотъ старый, но выносливый корабль доплылъ до сѣвернаго полюса, и въ то время, какъ убирались со стола тарелки изъ подъ мороженаго, произнесъ слѣдующія слова:

— Увѣряю васъ, мой дорогой Венирингъ (тутъ руки бѣднаго Твемло поднялись снова ко лбу, ибо ему стало ясно, что леди Типпинсъ готовится въ свою очередь сдѣлаться самымъ стариннымъ другомъ Вениринговъ) увѣряю васъ, мой дорогой Венирингъ, что это дѣло чрезвычайно странное. Я, какъ говорится въ газетныхъ объявленіяхъ, не прошу васъ вѣрить мнѣ на слово безъ надлежащей провѣрки. Вотъ Мортимеръ можетъ удостовѣрить; онъ объ этомъ все знаетъ.

Мортимеръ вскидываетъ свои опущенныя вѣки и пріоткрываетъ ротъ. Но слабая улыбка, какъ будто говорящая: «Къ чему это!», пробѣгаетъ по его лицу. Онъ снова опускаетъ вѣки и снова закрываетъ ротъ.

— Послушайте, Мортимеръ, — говоритъ леди Типпинсъ, постукивая косточками своего зеленаго вѣера по костяшкамъ своей лѣвой руки, которая особенно костлява. — Я хочу, чтобы вы разсказали все, что вамъ извѣстно о человѣкѣ изъ Ямайки.

— Честное слово, я никогда не слышалъ ни о комъ изъ Ямайки, развѣ только о неграхъ, — отвѣчаетъ Мортимеръ.

— Ну такъ изъ Тобаго.

— И изъ Тобаго ни о комъ не слыхалъ.

— Кромѣ,- ввернулъ тутъ Юджинъ до того неожиданно, что зрѣлая молодая особа, совершенно про него позабывшая, быстро отодвинула отъ него свое плечо, — кромѣ одного нашего друга, долго питавшагося однимъ рисовымъ пуддингомъ и рыбьимъ клеемъ, покуда докторъ или кто-то тамъ кому-то тамъ не посовѣтовалъ давать ему чего-нибудь другого, и пока баранья нога не стала его всегдашней діэтой.

Вокругъ стола пробѣгаетъ трепетъ ожиданія, что теперь Юджинъ выйдетъ на свѣтъ. Но ожиданіе не оправдывается: онъ снова исчезаетъ.

— Позвольте мнѣ теперь, моя милая мистрисъ Венирингъ, обратиться къ вамъ съ вопросомъ, — говоритъ леди Типпинсъ: — скажите, совершался ли когда-нибудь на свѣтѣ такой предательскій поступокъ, какъ этотъ? Я всегда вожу съ собою своихъ поклонниковъ, двухъ или трехъ заразъ, съ тѣмъ, чтобы они оказывали мнѣ знаки своей покорности, — и что же? Вотъ мой старинный обожатель, главнѣйшій изъ главныхъ, начальникъ всѣхъ рабовъ моихъ, сбрасываетъ съ себя на глазахъ всей компаніи узы моего господства. А вотъ вамъ и другой, правда, суровый, какъ Кимонъ, но всегда подававшій надежды на исправленіе. Вотъ и онъ прикидывается, будто не можетъ припомнить даже сказочекъ своей няньки. Повѣрьте, онъ дѣлаетъ это только затѣмъ, чтобѣ мнѣ досадить, потому что знаетъ, какъ я этого не терплю!

Маленькая фикція леди Типпинсъ объ ея обожателяхъ — ея конекъ. Она постоянно является въ обществѣ въ сопровожденіи двухъ или трехъ обожателей, ведетъ списокъ своимъ обожателямъ и безпрестанно вноситъ въ книгу новаго обожателя или вычеркиваетъ изъ нея стараго, вписываетъ обожателя въ черный реестръ или, въ видѣ поощренія, въ синій реестръ, или подводитъ итогъ обожателямъ. Мистрисъ Венирингъ совершенно очарована такимъ юморомъ, какъ очарованъ и самъ Венирингъ.

— Я теперь же изгоню коварнаго измѣнника и сегодня же вечеромъ вычеркиваю его изъ Купидона (такъ называю я свою книгу, моя милая). Какъ бы то ни было, я твердо рѣшилась добиться свѣдѣній объ этомъ человѣкѣ невѣдомо откуда.

Тутъ леди Типпинсъ обращается къ мистрисъ Венирингъ и говоритъ:

— Душа моя, уговорите его разсказать намъ о немъ; сама я, какъ видите, утратила надъ нимъ власть. О, клятвопреступникъ!

Послѣднія два слова обращены къ Мортимеру, причемъ леди Типпинсъ пристукнула своимъ вѣеромъ.

— Мы всѣ страшно интересуемся этимъ человѣкомъ невѣдомо откуда, — замѣчаетъ Венирингъ.

Тутъ четыре буффера, воодушевившись всѣ заразъ, восклицаютъ:

— Глубоко интересуемся!

— Сгораемъ отъ любопытства!

— Навѣрно эта исторія исполнена драматизма!

— Можетъ статься, это человѣкъ ни откуда?

Послѣ этого мистрисъ Венирингъ складываетъ руки, какъ умоляющее дитя (такъ страшно поразительны причуды леди Типпинсъ), и, обратившись къ своему сосѣду по лѣвую руку, произноситъ дѣтскимъ лепетомъ: