Чарльз Диккенс - Наш общий друг. Часть 1

— Что?! Конфиденціальная бесѣда, Софронія? Какая бесѣда? О чемъ? Фледжби, я ревную. О чемъ у васъ бесѣда, — говорите сейчасъ!

— Сказать ему, мистеръ Фледжби? — спросила мистрисъ Ламль.

Принявъ такой видъ, какъ будто онъ что-то знаетъ, Обаятельный отвѣтилъ:

— Пожалуй, скажите.

— Мы говорили, — если вамъ ужъ непремѣнно нужно это знать, — мы говорили о томъ, въ обыкновенномъ ли расположеніи духа находится сегодня мистеръ Фледжби.

— Ахъ, Софронія, да вѣдь объ этомъ самомъ я спрашивалъ Джорджіану про нее… Что же говоритъ Фледжби?

— Неужто вы воображаете, сэръ, что я стану вамъ разсказывать, когда вы сами ничего не разсказываете?… Что говорила вамъ Джорджіана?

— Джорджіана говорила, что она сегодня совершенно такая же, какъ всегда, а я говорилъ — нѣтъ.

— Точь-въ-точь то же самое я говорила мистеру Фледжби! — воскликнула мистрисъ Ламль.

Однако дѣло не подвигалось впередъ. Они ни за что не хотѣли взглянуть другъ на друга, не хотѣли даже тогда, когда блестящій хозяинъ предложилъ выпить вчетверомъ блестящую рюмку вина. Джорджіана посмотрѣла на свою рюмку, на мистера Ламля, на мистрисъ Ламль, но не смѣла, не умѣла, не могла, не хотѣла взглянуть на мистера Фледжби. Обаятельный посмотрѣлъ на свою рюмку, на мистрисъ Ламль, на мистера Ламля, но не смѣлъ, не умѣлъ, не могъ, не хотѣлъ взглянуть на Джорджіану.

Дальнѣйшая помощь оказалась безусловно необходимой. Амуръ долженъ быть доведенъ до цѣли. Антрепренеръ назначили ему роль, напечаталъ его имя въ афишѣ, и онъ долженъ сыграть эту роль.

— Другъ мой Софронія, — снова заговорилъ мистеръ Ламль, — мнѣ не нравится цвѣтъ вашего платья.

— А по моему онъ очень хорошъ, — возразила мистрисъ Ламль. — Я сошлюсь на вкусъ мистера Фледжби.

— А я — на вкусъ Джорджіаны, — сказалъ мистеръ Ламль.

— Джорджи, душечка, надѣюсь, вы не перейдете въ оппозицію, — шепнула мистрисъ Ламль своей дорогой Джорджіанѣ. — Ну, мистеръ Фледжби, говорите: хорошъ по вашему этотъ цвѣтъ?

Обаятельный желалъ знать, не розовымъ ли онъ называется?

— Да, — сказала мистрисъ Ламль.

Ахъ да, онъ это, кажется, зналъ: цвѣтъ платья дѣйствительно розовый. Въ такомъ случаѣ… въ такомъ случаѣ Обаятельный полагалъ, что розовый цвѣтъ значитъ цвѣтъ розъ (въ этомъ мистеръ и мистрисъ Ламль горячо его поддержали). Обаятельный слыхалъ также, что выраженіе «царица цвѣтовъ», примѣняется къ розѣ. На основаніи этого можно было, вѣроятно, сказать, что и это платье — царственное платье. («Очень удачно, Фледжби!» — со стороны мистера Ламля.) Но тѣмъ не менѣе Обаятельный былъ того мнѣнія, что у всякаго свой вкусъ, или по крайней мѣрѣ у большинства, и что онъ… что онъ… и… и… и… Дальнѣйшая часть его мнѣнія заключалась въ нѣсколькихъ «и», за которыми ничего не послѣдовало.

— О, мистеръ Фледжби! Измѣнить мнѣ такъ предательски! — воскликнула мистрисъ Ламль. — Такъ вѣроломно измѣнить моему обиженному розовому платью и объявить себя за голубое!

— Побѣда, побѣда! — подхватилъ мистеръ Ламль. — Ваше платье осуждено, моя милая.

— Но мы еще посмотримъ, что намъ скажетъ Джорджи, — проговорила мистрисъ Ламль, протягивая руку помощи своей юной подругѣ. — Ну-съ, что она скажетъ?

— Она говоритъ, — сейчасъ же подхватилъ мистеръ Ламль, помогая союзнику, — что въ ея глазахъ вы хороши во всякомъ цвѣтѣ, Софронія, и что если бъ она знала, что ее приведутъ въ смущеніе такимъ тонкимъ комплиментомъ, она надѣла бы платье какого-нибудь другого цвѣта, только не голубое. А я скажу ей въ отвѣтъ, что это не спасло бы ее, потому что въ какой бы цвѣтъ она ни одѣлась, цвѣтъ этотъ будетъ цвѣтомъ Фледжби… Ну, а теперь — что говоритъ вашъ Фледжби?

— Онъ говоритъ, — отвѣчала съ готовностью мистрисъ Ламль, похлопывая по рукѣ своей душечки такъ, будто это дѣлала не она, а Фледжби, — онъ говоритъ, что это былъ совсѣмъ не комплиментъ, а естественный порывъ, отъ котораго онъ не могъ удержаться. И разумѣется, — прибавила она съ особеннымъ выраженіемъ, какъ будто говорила за Фледжби, — чѣмъ же онъ виноватъ? Чѣмъ онъ виноватъ?

Но даже и теперь они не рѣшались взглянуть другъ на друга. Почти что скрежеща своими блестящими зубами, запонками, глазами и пуговицами, мистеръ Ламль проклиналъ въ душѣ ихъ обоихъ и испытывалъ сильное желаніе стукнуть ихъ головами.

— Знаете вы оперу, которую даютъ сегодня, Фледжби? — спросилъ онъ отрывисто, какъ будто затѣмъ, чтобы съ языка у него не сорвалось: «Чортъ бы васъ побралъ!»

— Не очень хорошо, — отвѣчалъ Фледжби. — По правдѣ вамъ сказать, я не знаю изъ нея ни одной ноты.