Герберт Уэллс: Неудачное похождение одного духа

„- Как?

«- Да, сэр. Я несколько раз пробовал это сделать, но мне не удается. Я забыл какую-то маленькую подробность и не могу уйти обратно.

„Признаюсь, что все это меня несколько взбудоражило. Он глядел на меня с таким угнетенным видом, что я был не в состоянии выдерживать дольше принятый мною строгий тон.

„- Это странно, — отвечал я. Тут мне показалось, что внизу кто-то задвигался.

«- Пойдемте ко мне в комнату и расскажите мне об этом подробнее, — сказал я ему. Я забыл и хотел взять его за руку. Само собой разумеется, что это все равно, что взять в руку облако дыма.

„При этом я, кажется, забыл номер своей комнаты — крайней мере, я помню, что мы заглянули в несколько спален, прежде чем попали в мою собственную. По счастью, кроме меня не было ни души во всем этаже.

„- Вот мы и пришли, — сказал я, усаживаясь в кресло. — Сядьте и расскажите мне обо всем. Мне кажется, старина, что вы угодили в довольно-таки неловкое положение!

«Сесть он отказался, говоря, что предпочитает двигаться по комнате. Через минуту мы уже углубились в серьезный разговор. В это время выпитое мною вино уже несколько испарилось и я начинал сознавать, в какой странной и неприятной истории я запутался. Передо мною находилось самое настоящее полупрозрачное привидение, бесшумно (если не считать его слабого голоса) сновавшее по моей красивой, чистой спальне, с ее хорошенькими ситцевыми занавесками. Сквозь него совершенно ясно просвечивали то медные подсвечники, то огонь из-за каминной решетки, то уголки картинных рам, украшавших стену. Дух ходил и передавал мне печальную повесть своей ничтожной жизни, которая так недавно закончилась на земле.

„Нельзя сказать, чтоб у него было необыкновенно честное лицо, но, будучи привидением, он не мог не говорить правды.

— О! — воскликнул Уиш, внезапно выпрямляясь на стуле.

— В чем дело? — спросил Клэйтон.

— Прозрачный и при этом не может не говорить правды, я не понимаю этого, — отвечал Уиш.

— Я тоже не понимаю этого, — возразил Клэйтон с неподражаемым спокойствием. — Но, тем не менее, это так, в этом я могу вас уверить. Я вполне убежден, что он ни на йоту не уклонился от истины. Он мне рассказал, как он погиб от взрыва, когда спустился в подвал дома с зажженной свечой для осмотра газовой трубы. По его словам, он занимал место старшего учителя в частной школе, когда случилась эта катастрофа.

— Бедный малый! — заметил я.

— То же самое и я подумал, и чем больше он говорил, тем больше я убеждался в этом мнении. Передо мной было существо, прожившее бесцельную жизнь и не видевшее и теперь перед собой никакой цели. Он говорил о своих отце и матери, о школьном учителе и всех тех, кто когда-нибудь причинил ему зло. Он был слишком чувствительной и нервной натурой; никто из них не сумел оценить или понять его. У никогда не было истинного друга и ему никогда ничего не удавалось. В играх он проигрывал, экзаменов не выдерживал. „Это бывает с некоторыми людьми, — говорил он, — что как только войдешь в экзаменационную комнату, то сразу все выскочит из головы“. Он был обручен с какой-то, вероятно, столь же чересчур чувствительной особой, как и он сам, когда случилась эта катастрофа с газом, которая и покончила его существование.

„- Но где же вы теперь находитесь? — спросил я. — Не может быть, чтоб…

«Нельзя сказать, чтоб он имел мало-мальски точное представление о том, где он в настоящее время. У меня получилось смутное представление о каком-то довольно неопределенном временном состоянии душ, которым недоступны столь положительные вещи, как грех или добродетель. Я не сумею вам объяснить это. Он был слишком большим эгоистом и недостаточно наблюдательным, чтоб мог изобразить мне, что это за место или страна по ту сторону бытия, куда попадает душа после смерти человека. Но где бы он не находился, было очевидно, что он пребывал в обществе подобных ему душ, т. е. привидений разных бесцветных юношей, которые называли друг друга по именам и рассуждали между собой о том, как они являлись людям, и тому подобных вещах. Да, о том, как они являлись!.. Они считали это за какой-то необыкновенный подвиг, а многие из них так же боялись этого. Таким образом, и ему пришлось явиться в первый раз.

— Но, однако… — возразил Уиш, обращаясь к огню.

— Таковы впечатления, произведенные на меня его рассказом, — продолжал Клэйтон скромно. — Я, разумеется, мог бы отнестись к нему менее критически, но ведь он сам себя охарактеризовал таким образом. Он все время носился взад и вперед и говорил, говорил своим слабым голосом о своей несчастной особе и во все время не сказал ни одной положительной, вполне ясной вещи. Он казался гораздо незначительнее и глупее, нежели если б он был настоящим живым существом. Только в последнем случае уж он, наверно, не находился бы в моей комнате; я бы ни минуты не задумался выбросить его вон.