Александр Хьелланн - Яд

Нет, те злобные слова, которые сорвались с его языка, оставались только лишь словами. В глубине души профессор был уверен, что его подозрения неосновательны. И Венке, конечно, сама поймет, если поразмыслит, что его грубый окрик был лишь результатом нервной вспышки.

Но, пожалуй, досадней всего — известие о предстоящем рождении еще одного ребенка. Вот это уже роковая история.

Профессор за долгие годы привык к мысли, что у него единственный сын. У него даже сложилось твердое убеждение, что многие семейные горести происходят главным образом от излишнего количества детей. Это свое мнение профессор почерпнул и из своей собственной медицинской практики среди бедняков и из статистических данных. И устно и письменно он резко выступал против многодетных семейств.

И вот теперь оказывалось, что на склоне лет он практически выступает против своей же теории. Разве он не становился просто смешным? Можно предвидеть, какие пойдут улыбки, намеки и злобные остроты.

Помимо того, в доме нарушится порядок. Возникнут всякие неудобства и хлопоты. Все это, быть может, не трудно перенести молодому человеку, которому все в новинку. Но для человека солидного, привыкшего к определенному режиму, такая перемена только лишь уничтожит домашний уют.

Он и без того был последнее время в дурном, раздраженном состоянии духа. А теперь этого нового удара оказалось достаточно, чтобы он, сдержанный и благовоспитанный человек, потерял самообладание. Он даже, пожалуй, некоторым образом выдал свою тайну, хотя, по сути дела, он сам совсем не думал того, что сказал своей жене, — и ей бы следовало понять это.

Но ничего, — завтра утром все войдет в свою колею. А что касается факта, то тут ничего не поделаешь. Все случившееся — неизбежно. А все неизбежное надлежит принимать с чувством достоинства. Впрочем, он согласен извиниться перед женой и чем-нибудь искупить свою вину. Но все это можно будет сделать завтра — спокойно, с известной дозой шутливости и не теряя своего достоинства. Все это придет к завтрашнему утру.

Профессор Левдал погасил лампу. Хотелось бы скорей заснуть. Но, как назло, заснуть не удавалось. С каждой минутой сон все дальше уходил от него. Нервное возбуждение усиливалось. Стало непомерно жарко. Ухо улавливало каждый малейший шорох. Казалось, что тихая городская ночь за окном наполнилась шумом шагов и звоном.

И вдруг, в глубоком мраке, какой-то страх охватил профессора. Этот страх принял фантастические очертания и все ближе и ближе подступал к нему, становясь все ужаснее и мучительнее. То и дело он зажигал спичку: ему казалось, что он пролежал в темноте четверть часа, — на самом деле прошло лишь пять минут.

Где же Венке? Уже более половины двенадцатого! Теперь ясно, что случилось что-то ужасное.

Их последний разговор, ее крик и его бегство, чтоб не длить разговора, — все сейчас предстало перед ним во всей реальности.

Ах, эти восторженные натуры! Эта ее вспыльчивость и подчас бесцеремонность! Чего только ей не придет в голову! Ну, где она сейчас? Быть может, бесцельно бродит по пустынным ночным улицам. А быть может, волны залива уже прибили ее тело к крутым скалам.

У профессора закружилась голова. Он сел в постели и зажег свечку. Он пробовал говорить сам с собой тоном врача, который успокаивает тяжелобольного пациента. Но это не помогало.

Наконец послышались шаги на лестнице. Это была Венке.

Профессор тотчас же погасил свечу, улегся и принялся глубоко и мерно дышать, словно он спал уже давно. В душе он чувствовал бесконечное облегчение и теперь даже посмеивался над своим недавним страхом.

Фру Венке вошла в комнату, зажгла свет и сбросила с себя платье. При этом она внимательно поглядывала на мужа, который, казалось, крепко и спокойно спал.

С большой осторожностью Венке положила свою руку на связку ключей, которая лежала на ночном столике возле мужа. Стараясь не звякнуть ни одним ключом, она взяла эту связку, взяла лампу и вышла из комнаты.

Муж заметил, что Венке куда-то вышла, но сейчас ему не хотелось ни о чем думать. Все его заботы исчезли — жена дома, и завтра все окончательно выяснится. Измученный волнениями дня, он теперь спокойно дремал и сам не заметил, как сладко и крепко заснул.

Часа через два или три он проснулся и не без страха увидел, что постель его жены пуста и холодна. Он снова зажег свечу, торопливо огляделся, прислушался. Все было тихо. Часы показывали четвертый час. Снятое платье Венке по-прежнему лежало на стуле.