Александр Хьелланн - Яд

Нет, обратно к нему она не хотела бы вернуться!

А то маленькое несчастное существо, которое она обрекает вместе с собой на смерть, вовсе не причиняет ей никакой тревоги. Это будет благодеянием, последним ее благодеянием — погасить свет жизни, прежде чем он возникнет, избавить жалкую крошку от сомнительного дара — жизни.

Она ощущала ужасающее одиночество — одиночество на краю своей жизни, от которой она вынуждена отказаться. Но в этот миг она вдруг почувствовала, что в ее сердце зажегся свет материнской радости, словно она держит на руках маленькое плачущее существо и уносит его с собой куда-то в благословенное забытье.

Но Абрахам! Ведь это ее дитя, которое существует. И кто может сказать ей — потерян ли он для нее или же еще есть возможность снова завоевать его?

И опять и опять решала она эту арифметическую задачу, и опять все путалось в ее голове, когда решение, казалось, было совсем близко.

Одно только ясно, что ее жизнь, в тех новых условиях, которые должны будут теперь сложиться, — ничего не сможет ему дать.

А вот память о ней может стать ему поддержкой. Вся ее надежда была теперь в том, что он, быть может, когда-нибудь вспомнит, что мать всегда стремилась сделать его правдивым и смелым и что это другие люди отравили его юность и сделали его неуверенным и трусливым.

В голове Венке все путалось и мешалось. Но одно было для нее совершенно ясно: надо кончать.

Долгие расчеты с жизнью утомили ее. Мысли стали совсем короткие и отрывистые. Венке заметила это сама; она встала с камня и подошла к ближайшему газовому фонарю, чтобы посмотреть на часы.

Было уже двенадцать.

Венке все эти последние часы уже знала совершенно точно, как выполнить то, что она задумала. Она не забывала о тех, кто останется жить после нее.

Фру Венке запахнулась плотней. Посмотрела на фиорд, за которым светились городские огни. В своей памяти она собрала все то солнечное и яркое, что было в ее жизни, всю свою радость, все свое счастье.

И все это в неясных очертаниях прошло перед ее взором, но она отвернулась от этих блестящих видений и — усталая, но без колебаний и твердо — избрала мрак.

Торопливо шагая, Венке пошла через город домой.

Профессор Левдал остался в клубе после десяти часов вечера и даже пил грог. Это вызвало всеобщее изумление.

Ведь он всегда отличался необычайной точностью — как часовой механизм. Только по пятницам профессор задерживался в клубе. Все же остальные дни он возвращался домой ровно к девяти часам. А сегодня, во вторник, — он ужинал здесь и даже играл в карты с какими-то молодыми людьми.

Профессор, впрочем, и сам посмеивался над этим удивительным происшествием.

Он вернулся домой около одиннадцати вечера и был неприятно поражен, не найдя своей жены в постели. Он был уверен, что она будет дома и притворится спящей, когда увидит своего мужа, вернувшегося так поздно. Но отчасти он запоздал потому, что ему не хотелось сегодня продолжать разговор в том нервном состоянии, в каком он находился.

Профессор стал размышлять — где сейчас может находиться его жена. Приятельниц у нее было не много. Правда, все-таки имелось три-четыре дома, куда она могла пойти без приглашения и не предупредив заранее о своем визите, — настолько близки были эти люди семейству Левдал. Но во всяком случае к половине одиннадцатого она должна бы вернуться.

Сначала профессору и в голову не приходила мысль, что с женой могло что-либо случиться. Он посмотрел, взяла ли она запасной ключ от входной двери. Этого ключа не оказалось на месте, и поэтому профессор вытащил свой ключ из замочной скважины, чтобы она могла открыть дверь.

Нет сомнения, что о ней позаботятся и проводят ее домой в столь поздний час. А впрочем, никакие опасности не могли угрожать фру Венке в городе — ее тут слишком хорошо знали.

Профессор быстро разделся и лег в постель, решив притвориться спящим, когда она вернется домой. Надо непременно отложить до утра начатый сегодня разговор. Теперь, ночью, они только еще раз обменялись бы резкостями и еще больше озлобились бы друг на друга. Утром же можно будет спокойно и без горячности обсудить самые жгучие вопросы. В прохладном утреннем воздухе они покажутся просто пустяками.

Профессор хорошо знал, что сегодня, беседуя с женой, он забылся и нанес ей тягчайшую рану. И теперь ему было крайне досадно, что при его корректности он все же обнаружил при ней свое истинное душевное настроение, которое, по чести говоря, надлежало бы скрывать.