Александр Хьелланн - Яд

Совы теперь не мешали ректору. Школа и город стали для них слишком шумными. И поэтому они куда-то исчезли и более сюда не возвращались.

Микала Мордтмана, в первые же дни после званого вечера у профессора Левдала, ожидал сюрприз.

На следующее утро Мордтман известил своего отца, что их планы, видимо, не оправдались. И, написав об этом отцу, утешился тем, что своей речью на банкете он неплохо напугал тут всех этих престарелых сов.

Потом Мордтман стал думать о том, как хороша была фру Венке. Она очень красива и удивительно молодо выглядит. Конечно, в этом городе он вряд ли долго задержится, и поэтому надо будет почаще бывать у нее. Дело с фабрикой явно не налаживается. Так не следует упускать никаких развлечений, которые можно найти в столь скучном городишке.

Микал Мордтман обычно обедал в клубе. И вот сегодня днем, когда он направился туда, к нему на улице подошел толстый Йорген Крусе, пожал ему руку и сказал:

— Спасибо вам, господин Мордтман! Спасибо за вчерашнее. Вы отлично отделали всех этих ученых господ. А то, что сказала фру Левдал, — это точь-в-точь совпадает с тем, что я думал об учениках латинской школы. Взгляните хотя бы на моего сына! Честью клянусь, мой Мортен всегда был у меня проворным и бойким мальчиком. Еще будучи совсем крошечным, он уже копил медные скиллинги и помогал мне торговать в лавке. А вот теперь, когда латинская премудрость въелась в него, он жутко поглупел. И хотя ему теперь, слава богу, скоро шестнадцать лет, но я даже и на полчаса не рискую уже доверить ему мою лавку. Да и он сам не особенно теперь стремится встать за прилавок. Нет, в латынь я начисто не верю, и если б не мамаша Мортена, то я завтра же взял бы его из школы.

Микал Мордтман решительно не знал, что ему надлежало на это ответить. Впрочем, слова ответа возникли у него, когда он попрощался с Крусе и тут же на улице встретил адъюнкта Олбома. Адъюнкт, что-то мурлыкая про себя, проследовал мимо, отвернувшись от Мордтмана.

Однако не только толстяк Йорген Крусе, но и многие из купцов дали сегодня прямо или косвенно понять Мордтману, что его выступление у профессора весьма понравилось им.

Постепенно он понял, что его вчерашнее выступление было своего рода праздником для всех этих состоятельных коммерсантов, которые прежде слышали о себе только презрительные отзывы, — считалось, что они не интересуются ничем, кроме накопления скиллингов. Еще бы: в самой среде людей с классическим образованием нашелся человек, который резко выступил против всех этих надутых и высокопоставленных ученых господ.

«Что ж, — думал Мордтман, — тем лучше для меня, если они увидели во мне своего союзника. Сейчас основное дело — капитал. А уж по этой части вряд ли следует что-либо ожидать от школьных учителей и чиновников. Осуществить мой план помогут коммерсанты, и с их помощью я избегну унизительного отступления».

С этого дня Микал Мордтман с удвоенной энергией стал посещать конторы местных коммерсантов. Его там принимали очень хорошо и внимательно выслушивали его фосфорно-кислые речи. Но как только дело доходило до подписки на акции, Мордтман неизменно наталкивался на непреодолимые препятствия. И тут он понял, что камнем преткновения был профессор Левдал.

Пока профессор оставался в стороне от задуманного дела, все ограничивалось простой болтовней. Ведь, в сущности, он был единственным человеком, который разбирался в этом производственном вопросе. Он был в достаточной мере компетентен и богат. И если он почему-либо не желает принимать участия в создании будущей фабрики — стало быть, тут что-то неблагополучно при всех отличных перспективах.

Йорген Крусе именно так и сказал Мордтману:

— Да пусть сначала подпишется профессор Левдал. Тогда и я подпишусь. И многие другие тогда подпишутся.

Микал Мордтман не слишком долго ломал голову над этой проблемой. Он надел свой длинный английский фрак и пошел к фру Венке с визитом.

— Наконец-то вы явились! — воскликнула она.

— Прошу прощенья, фру Венке! Мне следовало бы значительно раньше зайти, чтобы поблагодарить вас…

— О нет, господин Мордтман! Этот чопорный тон я прошу вас оставить. Вы потеряли право держаться со мной по-английски. Вы мой друг, мой земляк, и вся ваша излишняя корректность здесь решительно ни к чему. Я отлично помню вас в роли честного радикала и пламенного борца за ланнсмол. И если теперь этих разгневанных богов вы как-нибудь сможете примирить с вашей отвратительной содой и фосфором, то я буду очень этому рада!