Кальман Миксат - Том 3. Осада Бестерце. Зонт Святого Петра

За ними следовал богатырь Деметер Краль; выпятив с достоинством грудь, он гордо нес серебряную, великолепной работы, фамильную булаву Понграцев.

Чуть поодаль философского вида осел лениво тащил на спине огромный барабан. Видно было, что осел нимало не гневается на Бестерце.

Позади осла два словака в бочкорах несли на палках фонари на случай ночных переходов.

В обозе, защищенные от солнца ветхим зонтиком, тряслись на телеге повар и капеллан. Против них сидели две кухарки, которые то и дело фыркали со смеху.

За поварской телегой шествовал знаменитый лапушнянский духовой оркестр, состоявший из: восьми человек. Музыканты были в красивых, отделанных черной шнуровкой домотканых поддевках и новеньких лаптях, а на шляпы они для пущей красоты повязали по связке обыкновенных садовых улиток.

Но что это? Какая сила подняла в воздух такое огромное облако пыли, что, казалось, даже солнце спряталось в испуге? Это едут «казаки»! Посмотрите только, как танцуют их кони, сверкая подковами, как ослепительно блещут их пики! Шестнадцать отборных всадников, стройных, ловких, смелых; в папахах с красными кистями, в красных доломанах и шароварах, издали похожие на полевые маки, алеющие в море пшеницы!

Эй, девицы-красавицы, скорее открывайте окна, едут «казаки»!

Колонну «казаков» сменяет артиллерия — вереница из восьми пушек на маленьких колесиках; орудия тянут приземистые горные лошадки, и на каждой пушке восседает бескипский разбойник с трубкой в зубах, которая, по-видимому, Составляет часть униформы артиллеристов.

Над колонной плывет разноголосый гам — выкрики, песни; хохот.

Один из пехотинцев, следовавших колонной за орудиями, увидел в канаве у дороги лягушку и, ловко подцепив её на пику, закричал во всю глотку:

— Первый убитый! Первый убитый!

Хорошо, что главнокомандующий далеко впереди, иначе он не спустил бы солдату такую неуместную шутку.

Пехоту (сто с лишним человек) ведет бравый Бакра. Да это сама венгерская история проходит парадом в костюмах и вооружении наших предков! Маковник, например, обряжен в тяжелые латы, голову его прикрывает шишак с перьями, а на груди красуется крест времен Готфрида Бульонского. Сурина одет воином из «черной армии» короля Матяша, с черепом и скрещенными костями на шапке. Мундир Яноша Слимака некогда носил один из воинов Матэ Чака, большую голову Дюро Баринки украшает желтый полинялый турецкий тюрбан, а полы длинного кафтана бьют по загнутым кверху бочкорам. Могучую фигуру Пала Ковача плотно облегает зеленая атилла с разрезными рукавами. На Андраше Контопеке, как на жерди, висит голубая форма пеших гвардейцев… Да разве всех перечтешь! И прилежному портному не хватило бы жизни изучить покрой всех этих нарядов.

В хвосте войсковой колонны двигались боевые колесницы — две окрашенных в желтую и черную краску телеги. Это были списанные за негодностью патронные повозки, которые граф Иштван приобрел у интендантов будетинского гарнизона. В боковых стенках повозок было прорезано по три дырки, из которых угрожающе зияли жерла мортир.

Каждую повозку тащили три пары быков, рога которых были оснащены невиданным боевым приспособлением: на них было насажено по железному кольцу, от которого во все стороны веером торчали небольшие острые копья. Быков этих предполагалось выпрячь из телег у самых ворот Бестерце и напустить на население города. Как видно, господин Форгет обладал незаурядным военным талантом — ведь это он изобрел такое грозное оружие!

Шествие замыкала провиантская телега, где громоздились мешки картофеля, большущий бочонок водки и груда свежеиспеченных булок. На вершине пирамиды из мешков с картошкой дремал, лежа на спине, Станислав Пружинский. У бортов телеги было подвешено по огромному куску свиного сала. Как на грех, колеса телеги то и дело задевали сало, прорезав настоящие колеи в почтенной закуске, и всю дорогу целая свора собак с яростным лаем сопровождала аппетитную телегу.

Процессия все же двигалась в полном порядке, величаво извиваясь по будетинской дороге. Солнечные зайчики то весело плясали на наконечниках копий и пик, то перепрыгивали на стволы ружей и пистолей. Озорной ветер теребил пышные султаны киверов, а пшеница вдоль дороги под его порывами вдруг испуганно бросилась бежать вдаль, и сосновый бор все время, пока войско шло через него, казалось, шептал:

— Берегись, Бестерце! Беда грозит тебе, Бестерце!

И стонала земля под копытами коней, под колесами пушек…