Кальман Миксат - Том 3. Осада Бестерце. Зонт Святого Петра

— Мой зонт! — непроизвольно вырвалось у адвоката.

— Что?

— Ничего, ничего.

Кровь быстрее потекла в его жилах, сердце громко стучало, он, не сдержавшись, взмахнул руками, да так, что тоже опрокинул бокал.

— Крестины! Еще одни крестины! — весело возликовали кругом. Винная лужа потекла к госпоже Слиминской.

— Поздравляю вас, сударыня, — поддразнил ее преподобный господин Рафанидес.

Пани Слиминская опустила глаза.

— Вовсе нет, — стыдливо забормотала она. — Правда, Владин?

Но адвокат не мог допустить, чтобы вновь возникшая нелепость поглотила великую тему, над которой он работал. Он пододвинул стул ближе к молодой женщине.

— А потом? — спросил он, лихорадочно, нервно дыша.

— Седовласый старец исчез в тумане, и следа не осталось. Но те, кто его видел хоть мельком, по большой бороде узнали в нем святого Петра.

— Это был еврей Мюнц!

— Вы что-то сказали?

Дюри прикусил губу, устыдившись, что снова подумал вслух.

— Ничего, ничего. Пожалуйста, продолжайте.

— Ну, а потом святой Петр исчез, но зонт остался.

— И он цел? — жадно спросил он.

— Еще бы! Его, словно сокровище, хранят в глоговской церкви.

— Слава богу!

Он глубоко вздохнул, будто с сердца упал тяжкий груз, и вытер носовым платком лоб, на котором блестели капельки пота.

— Цел! — пробормотал он и неподвижно уставился в пространство. Ему казалось, что он сейчас свалится со стула. Он все узнал, и огромное счастье вдруг сокрушило его. Он чувствовал странную одеревенелость в шейных позвонках, сердце сжималось, в воздухе стояло какое-то утомительное жужжание.

— А чей же теперь зонт? Он принадлежит церкви? — машинально допытывался он.

— Может стать и вашим, — игриво произнесла молодая женщина. — Веронка принесет его с собой мужу. Так сказал мне как-то его преподобие глоговский священник. Зонт принадлежит его сестре, если, правда, она не подарит его церкви, когда выйдет замуж.

— Нет, нет, — затряс головой адвокат, поводя вокруг растерянным, смущенным взглядом, словно был немного не в себе. — Я не позволю… То есть что я говорю? Да, да, о чем шла речь? Мне ужасно жарко. Я сейчас задохнусь! Прошу вас, господин Мравучан, нельзя ли немного приоткрыть окно?

— Почему же нельзя! Мравучан бросился к окну.

— Застегни пиджак, Владин!

Прохладный ночной весенний воздух хлынул из окна, шаловливая струя, дурачась, внезапно погасила обе свечи.

— Можно целоваться! — закричал в темноте озорник Клемпа.

Из сада в окно свесилась ветка сирени, и, на смену хлынувшему из окна сигарному дымку, в комнату влился возбуждающий любовь нежный аромат.

Мадам Крисбай взвизгнула, вероятно испугавшись темноты, но шельма Клемпа постарался использовать это невинное обстоятельство, бросив ехидную реплику: — Честное слово, это не я!

Кругом слышалось загадочное хихиканье. Впрочем, в темноте подавленный смех всегда звучит загадочно. Только госпожа Слиминская, желая продемонстрировать, что она стоит выше подобных мужицких шуток, бесстрастно продолжала историю зонта в ожидании, пока зажгут свечи, доказывая тем самым, что губы ее заняты разговором, и только разговором.

— Поверьте, господин Вибра, это очаровательная легенда. Я женщина недоверчивая, кроме того, мы лютеране (хотя в этом обычно не признаются), но все же это на самом деле красивая легенда. Зонт — настоящее чудо. Больные, постояв под ним, выздоравливают. Был случай, когда воскрес покойник, которого коснулся зонт. Напрасно вы качаете головой. Это действительно так. Я сама знакома с этим человеком. Он и сейчас еще жив. И вообще уму непостижимо, чего только не происходило с этим зонтом! Хотя бы уж то, что он принес счастье и богатство в дом глоговского священника…

Страшное подозрение охватило Дюри. Так как свечи зажгли снова, в их пламени можно было заметить, что его лицо бледно, как у мертвеца.

— А священник богат? — спросил он тихо, и глаза его мрачно сверкнули.

— Очень богат, — ответила госпожа Слиминская.

Он еще ближе склонился к ней и внезапно судорожно схватил ее за руку. Слиминская не знала, что и думать. (Если б он сделал это раньше, она бы поняла, но ведь теперь-то свечи горят!)

— Значит, он нашел что-нибудь в зонте? — задыхаясь, спросил он сдавленным голосом.

Госпожа Слиминская жеманно пожала белым плечом, сверкнувшим сквозь кружевные прошивки.

— Ax, ну что могло быть в зонте? Это не котел, не железный ящик. Но вот уже лет четырнадцать подряд в Глогову ездят венчаться под зонтом из самых дальних районов и щедро за это платят. А кроме того, сколько ни есть зажиточных больных и покойников по берегам Белой Воды от Ситни и до самой Кривавы, все они исповедуются перед смертью у глоговского священника, и он же потом хоронит их со своим зонтом.