― Но почему?
― Потому что и султан и будайский паша ― сильнее меня, кечкеметского бургомистра. Был бы я сильнее их, могла бы ты при мне оставаться. Ни один волос с головы твоей не упал бы.
― Не понимаю я вас, сударь!
― Все поймешь сейчас. Вот здесь, в сундучке, лежит мужской костюм, из хорошей камки. Для себя купил его сегодня в Буде. Как спрыгнешь с телеги, переоденься в него где-нибудь в сторонке. Положу я тебе, будущий парень, и пару золотых в карман. Красивый малый получится из тебя, а? Как ты думаешь? Сам черт не узнает в тебе былой цыганочки Цинны!
Девушка вздохнула, а на глаза у нее навернулись слезы.
― Через несколько дней проберешься окольными путями в Кечкемет и явишься к моему отцу под видом бродячего портняжки-подмастерья на работу наниматься.
Цинна утерла слезы и весело засмеялась.
― Вот хорошо-то! По крайней мере, вашу милость каждый день видеть буду.
― Помолчи! Ну, что ржешь, как жеребенок! Дело серьезное. А если старик не захочет принять тебя, покажешь ему вот это кольцо в знак того, что это мне так угодно.
― Так ведь вы же дома будете к тому времени? Сами ему на словах сказать можете?
― Откуда мне знать, где я буду? ― мрачно пробормотал Лештяк и, сняв с пальца украшенное опалом и гранатами кольцо, отдал его Цинне.
Немного погодя он добавил:
― А если отец сразу согласится принять тебя, не показывай ему кольца. Лучше если никто, даже мой отец не будет знать, кто скрывается под видом подмастерья. Так я хочу!
― Значит, так и будет ― по-вашему, ― пообещала Цинна.
― А теперь за работу. Тебе нужно скрыться, пока еще не рассвело.
В мешке Лештяка лежали большие ножницы, которыми они по дороге в Буду подравнивали гривы жеребцам. Задрожали руки у Лештяка, как он вынимать стал, и еще пуще, когда за косу взялся, чтобы отрезать ее.
― Не могу, ― признался он. Рука его бессильно опустилась.
― Чего же жалеть? ― рассердилась девушка, протягивая руку за ножницами.
Ножницы щелкнули, и густой лес волос был скошен. Девушка же только улыбнулась, тряхнув остриженной головкой. Пока Михай вынимал из сундучка мужской костюм, она выплела из косы тяжелые парчовые ленты.
― Переоденешься да ты слушай внимательно! ― иди прямиком к Тисе. На берегу, где-нибудь в ивняке, аккуратно сложишь свое женское платье. Все ведь девушки так делают, собираясь утопиться. Платье на берегу оставляют, а с собой только горе свое берут.
― Все, как вы велите, сделаю…
― Он, беда, беда! ― послышались отчаянные возгласы с повозки Криштона.
― Что случилось? ― отозвался Лештяк.
― В какую-то топь заехали!
Ничего удивительного в этом, разумеется, не было. В те времена почтенные комитатские власти были еще свободны от дорожной повинности. Еще не родилась и пословица, что «грязь на грязь кладут ― дорогой зовут», потому что в те времена на грязь ни грязи, ни вообще ничего не клали. В ту пору была распространена другая точка зрения, а именно что «телега сама себе дорогу прокладывает». Видит человек: есть колея, значит и до него здесь люди были, а «коли другие ездили, то и я проеду».
Но на этот раз колея вдруг кончилась, и телега очутилась по самые оси в затянутой тиной, поросшем осокой болоте, которое при свете луны показалось вознице зеленым.
Сумасбродный это край ― Алфёльд, прозванный Шандором Петефи «открытой книгой». Днем в своих миражах сушу превращает он в водные просторы, а ночью делает воду похожей на сушу. Не знаешь, когда чему верить.
Кучер ругался, бил лошадей, так что те чуть не рвали на себе упряжь, но он и сам, собственно, не знал, куда надо править чтобы выбраться на дорогу. Второй возок, попытавший счастья в другом направлении, тоже увяз в грязи.
― Все здесь засядем! Эй, кто знает дорогу?!
Путники соскочили с телег и начали советоваться.
― Наверняка к «Чертовым озерам» заехали, ― решил Поросноки. ― Должен здесь где-то брод быть. Слышал я много раз от чумаков, что они между озерами на хорошую дорогу выбирались.
― Но как? Будем плутать, пока не утопимся.
― Надо бы разбудить старого Мартона. Он часто гонял гурты в Пешт, даже осенью, в ненастье: может быть, он отыщет путь. Эй, табунщик на последней подводе, разбуди-ка дядю Мартона!
И шустрый Пали, долго не мешкая, принялся тормошить спавшего старика.
― Ну, что там? Чего ты дергаешь меня, сорванец?
― Простите, дядюшка, я только потому разбудил вас, что спросить хотел, не знаете ли вы, где проходит дорога на Кечкемет?
― Как не знать, ― ответил скупой на слова скотогон.
Читать дальше