Чарльз Диккенс - Замогильные записки Пикквикского клуба

— Вы были в Испании, сэр? — спросил мистер Топман.

— Жил там… очень долго.

— И много одержали побед, сэр?

— Побед? Тысячи! Дон Боларо Фиццгиг… Гранд, старик… единственная дочь… Донна Христина… блистательная красавица… влюбилась по уши… ревнивый отец… гордая испанка… прекрасный англичанин… Донна Христина в отчаянии… приняла яд… рвотного дали… желудочный насос… сделали операцию… Старик Боларо вне себя… согласился… соединил наши руки… потоки слез… романическая история… очень.

— Что ж? Донна Христина теперь в Англии, сэр? — спросил мистер Топман, приведенный в восторженное состояние поэтическим изображением прелестей испанки.

— Умерла, сэр, умерла, — сказал незнакомец, приставив к глазам коротенький остаток носового коленкорового платка, — операция трудная… желудочный насос… не перенесла… нежная комплекция… погибла жертвой.

— A ее отец? — спросил поэтический Снодграс.

— Угрызение и бедствие, — отвечал незнакомец, — исчез внезапно… молва по всему городу… искали по всем местам… с ног сбились… без успеха… городской фонтан на большой площади вдруг остановился… прошли недели… не брызжет… работники принялись чистить… выкачали воду… хвать… старик Боларо сидит в трубе… окоченелый… в правом сапоге бумага… полная исповедь… с отчаяния… не мог пережить… Вытащили его, фонтан забрызгал, заиграл… Трагический элемент.

— Могу ли я, с вашего позволения, внести в свои записки эту трогательную историю? — спросил мистер Снодграс, проникнутый великим соболезнованием.

— Пишите, пишите! Пятьдесят новых историй в таком же роде, если угодно… вулканические перевороты в моей жизни, странные, непостижимые… Много видел, много испытал… То ли еще будет… Позволяю… Пишите.

В таком духе продолжался разговор всю дорогу. На станциях, где сменяли лошадей, ученые путешественники угощали своего приятеля коньяком и пивом, и он без умолку рассказывал им новые истории, запечатленные по большей части трагическим колоритом. В скором времени записные книги господ Пикквика и Снодграса наполнились поэтическими и философическими описаниями чудесных приключений. Наконец дилижанс покатился по рочестерскому мосту, за которым возвышался древний католический монастырь.

— Великолепная развалина! — воскликнул мистер Август Снодграс, увлеченный поэтическим чувством при виде почтенного здания.

— Какая обильная жатва для антиквара! — провозгласил мистер Пикквик, приставляя зрительную трубу к своему правому глазу.

— А! Прекрасное место! — заметил незнакомец. — Груда кирпичей… угрюмые стены… мрачные своды… темные углы… развалившиеся лестницы… старый собор… душный запах… пилигримы истерли ступени… узкие саксонские двери… Странные люди эти католические монахи… исповедальни точно суфлерские будки в театрах… Папа и главный казначей… Эти образа… Саркофаг… древние легенды… чудесные повествования… источник национальных поэм… вдохновение… Превосходно!

И этот монолог беспрерывно продолжался до той поры, когда дилижанс подъехал наконец, к воротам гостиницы «Золотого быка» на главной рочестерской улице.

— Вы здесь остановитесь, сэр? — спросил мистер Натаниэль Винкель.

— Я? Нет… вам советую… всего лучше… хорошая гостиница… отличные постели… подле трактир Райта, дорого… очень дорого… полкроны за всякую мелочь… плата увеличивается, если обедаете у приятелей… странные люди.

Мистер Винкель повернулся от мистера Пикквика к мистеру Снодграсу, и от Снодграса к мистеру Топману; приятели перемигнулись и утвердительно кивнули друг другу. Мистер Пикквик обратился к незнакомцу:

— Вы оказали нам сегодня поутру весьма важную услугу, сэр, — сказал он, — позвольте покорнейше просить вас об одолжении разделить с нами скромный обед. Мне и приятелям моим было бы весьма приятно продолжить знакомство с человеком, который так много испытал и видел.

— Очень рад… благодарю… не смею советовать насчет блюд… не забудьте грибов со сметаной и жареной курицы… превосходно! В котором часу вы обедаете?

— A вот позвольте, — сказал мистер Пикквик, обращаясь к своему хронометру, — теперь скоро три. В пять часов вы свободны?

— Совершенно… именно в пять часов!.. Ни прежде, ни после. Дел бездна! До свидания!

Надев шапку набекрень, незнакомец слегка поклонился почтенным друзьям, взял узелок под мышку, свистнул, побежал и вскоре скрылся из вида.

— Много путешествовал и много видел, это ясно! — заметил мистер Пикквик. — Хорошо, что мы его пригласили.