Кальман Миксат - Том 1. Рассказы и повести

Доводы господина Фараго показались всем настолько убедительными, что большинство собравшихся уже склонилось к тому, чтобы принять его предложение. Однако я решительно заявил, что приму предлагаемую мне должность лишь в том случае, если город согласен ждать, пока я возвращусь с дипломом.

После короткой перепалки мое условие было принято, и неделю спустя я уезжал из Хайду-Луцасека в качестве выборного городского врача, воспользовавшись предоставленным мне годовым отпуском для завершения университетского образования.

Тот, кто ожидает от меня замысловатого сюжета или каких-нибудь необычайных приключений, пусть себе поищет другого рассказчика. Я всего-навсего описываю свою врачебную практику, с тем чтобы через три столетия мой преемник, врач, практикующий в городе Луцасеке, прочитав эти записки, воскликнул: «Тысяча чертей, оказывается, и триста лет назад дело обстояло точно так же!»

Не для вас пишу я, мои уважаемые пациенты, а для тех нескольких коллег, которым предстоит унаследовать мой пост.

Год спустя, в самом начале зимы, я прибыл в свою резиденцию. За сорок форинтов в год я нанял себе маленький опрятный домик на окраине города. Первые дни прошли в обязательных визитах: я посетил бургомистра, реформатского священника, наиболее зажиточных горожан, — словом, дал всем знать, что я здесь и больные могут приходить.

Бургомистр не поинтересовался, получил ли я диплом, зато спросил, умею ли я играть в калабри *.

— Увы, нет!

— Жаль, а еще такой молодой! — недовольно пробурчал он, словно желая сказать тем самым: «В таком случае, что же вы будете делать всю свою жизнь?»

Святой отец спросил, знаю ли я игру в тарокк. Я ответил, что, увы, и этого не знаю.

— Н-да, конечно, конечно, тому, кто убивает людей, — добродушно пошутил священник, — незачем убивать время!

Да, как бы не так! Прошла целая неделя, а пациенты и не показывались.

Я досадовал и от нечего делать коротал время в аптеке, где после обеда многие собирались поболтать. Оставшись как-то наедине с аптекарем, я не удержался и посетовал на свою судьбу:

— Скажите, господин Хавран, что, здешние люди никогда не болеют?

— Терпение, молодой человек, терпение! Вне всякого сомнения, и они подчиняются общим законам природы, только болеют они стаями, как гуси, причем в определенное время года. Поодиночке наш город не болеет.

— Как прикажете понимать ваши слова?

— Очень просто, болеют два раза в год: зимой — на масленицу, и летом, когда поспевают фрукты, вернее, когда они еще не поспели. На масленицу вам придется чинить пробитые головы и сломанные ребра, а летом врачевать испорченные желудки. В эту пору болен весь город. Успокойтесь, domine spectabilis. Кто-кто, а мы с вами дважды в году пожинаем урожай.

Однако до урожайной поры было пока еще далеко: ведь зима только начиналась. Уже выпал снег, и бесконечная равнина была ослепительно-белой. Лишь вблизи города поле походило на растянутую шкуру огромного леопарда: на белом снегу тут и там виднелись черные пятна — места, где палили свиней.

Все — и небо и земля — было белым; одинаковое одеяние словно делало их братьями и, точно в телескопе астронома, приближало друг к другу. Вечерами порой нельзя было понять — звезда ли это зажглась на небе или какой-нибудь пастух повесил свой фонарь на журавель колодца. Зимою природа покрывает бесконечный стол земли белой скатертью, а летом уставляет его всякой снедью.

Из ослепительной белизны выделялась только вода озера, тоже белая, но со свинцовым отливом. Называется это озеро Ползуном. Из года в год оно становится все больше и больше, захватывая берега. В этом крае только оно и наделено способностью хоть как-то меняться: все остальное в Хайду-Луцасеке неподвижно.

Однако в самом городе снега нет; смешавшись с грязью, он превратился здесь в такое густое месиво, что ходить по нему — дело нелегкое. Улицы только местами вымощены булыжником, но места эти еще хуже немощеных, так как повсюду торчат острые камни, и возница, восседая на телеге, увязшей в этом чертовом месиве до самых втулок, кричит мальчишке с кнутом: — Не зевай, щенок, а то, не дай бог, угодишь на мощенку! Идти всего лучше вдоль завалинок домов да плетней. В юфтевых болотных сапогах, не забывая вовремя хвататься руками за колья изгородей, можно кое-как пробраться в нужном направлении через это чертово болото. Так обстоит дело на Алфёльде, пока не придут холода и не настанет пора, когда, как говорят крестьяне, «и собаку надо на руках выносить на улицу полаять».