Кальман Миксат - Том 1. Рассказы и повести

На другие сорок девять форинтов, тетушка Приклер устроила похороны своему бывшему квартиранту и тогда уж доподлинно узнала, какое погребение ожидает ее.

1890

Перевод Г. Лейбутина

Мой бедный дядюшка в семидесятых годах занимался врачебной практикой в одном из городков комитата Хайду (назовем его условно Хайду-Луцасек). Дядюшка стремился дать и мне медицинское образование. «Это наилучшая профессия, братец, — говаривал он, — потому что смерти каждый боится, а между тем редкий человек ее минует».

Сам он, как видно, тоже не относился к числу этих «редких людей» и умер на моих руках лет двенадцать тому назад. За несколько дней до своей кончины он обратился ко мне со следующими словами:

— Чувствую, пробил мой час и жить мне осталось всего дня три-четыре. Мысль о смерти не страшит меня, ибо редкий человек ее минует (это выражение стало у него поговоркой). Жаль только, что оставшиеся мне дни я не могу провести, как мне хотелось бы!

— Почему же, дядюшка? Попытайтесь! Может, и я помог бы вам чем-нибудь!

— Глупыш ты еще! Я хотел бы так распределить эти дни, чтоб через каждые сто лет вставать из могилы — всего на один день — и пролетать, над моей родиной. Хоть и мечтаю о покое, но все же легче было бы уйти в вечное небытие, не сразу, а постепенно. Расстаться с жизнью раз и навсегда — страшно, а вот на время — даже интересно.

— В ваших, словах есть нечто такое…

— Черт побери! Разве не интересно было бы пролететь над нашей Алфёльдской равниной лет эдак через триста? Кечкемет, наверно, разрастется до размеров Версаля, Сегед будет не меньше Парижа, Дебрецен станет походить на Лондон. Какой прогресс! Сколько блеска, какие чудеса!

— На что вам это, дядюшка? Вы бы увидели перед собой совсем чужие, незнакомые вам города!

На пожелтевших губах старика появилась слабая улыбка.

— Не думай так, мой мальчик! Готов побиться об заклад на пять форинтов, что, едва оставив позади Дебрецен, я воскликнул бы: «Смотрите-ка, ведь это города комитата Хайду!» — потому что города эти никогда не изменят своего облика.

В то время я не придал большого значения последнему замечанию моего дядюшки, так как привык считать его человеком язвительным, из уст которого частенько доводилось слышать едкие насмешки. Но теперь я начинаю постигать всю глубину его слов. Именно теперь, когда я угодил в один из городков комитата Хайду.

Впрочем, как раз об этом я и собираюсь рассказать. Случилось так, что вскоре после похорон моего дядюшки бургомистр пригласил меня в ратушу и перед лицом всего собрания сообщил мне, что, «поскольку прежний доктор никого уже вылечить не сможет, ибо сам навеки исцелился от всех и всяческих земных недугов, городские власти, отечески пекущиеся как о больных, так и об оставшемся не у дел аптекаре, наметили меня преемником моего дядюшки».

— Но это невозможно, — пролепетал я в замешательстве.

Бургомистр пропустил мои слова мимо ушей и, обращаясь к отцам города, продолжал в шутливом тоне:

— Для того чтобы наш милейший аптекарь, господин Алайош Хавран, мог жить, прежде всего необходимо, чтобы мы умирали. Гм… Что? Что вы изволили сказать?

— Я сказал, что ваше предложение большая честь для меня, но принять его я, к сожалению, не могу.

— Как, вы отказываетесь? Тридцать тысяч душ населения на одного-единственного врача. Прикиньте-ка, господин доктор!

— Я очень хотел бы принять ваше предложение, но есть одно препятствие…

— Я вас не понимаю! Какие могут быть препятствия, если и вы согласны, и мы хотим? Запомните, Хайду-Луцасек не признает препятствий! — произнес бургомистр, горделиво ударяя себя в грудь.

— Видите ли, вся беда в том, что пока я всего лишь студент-медик четвертого курса. До получения докторского диплома мне остался еще целый год.

— Вот это другой разговор! — воскликнул бургомистр. — Надо было с этого и начинать! Давайте-ка подумаем, как нам быть, — добавил он доброжелательно. — А что скажете на это вы, господа?

Отцы города переглянулись.

— Вас выбрали вожаком, вам и верховодить! — резко бросил Михай Колтаи. — За вами слово!

— На мой взгляд, есть лишь два пути, ежели мы будем настаивать на том, чтобы должность городского врача занял наш уважаемый юный доктор.

— Какие же?

— Или мы подождем, или университет поторопится.

Янош Фараго покрутил длинные густые усы и мудро изрек:

— Нецелесообразен ни первый, ни второй путь. Если грабли за четыре раза не соскребут всего сена, то и на пятый раз оно там же, на лугу, останется. Если наш уважаемый доктор за целых четыре года не постиг всей науки, то и на пятый год он не позаимствует ее у профессоров. Поэтому самым разумным будет закрепить молодого доктора за городом. А чтобы из-за этого недостающего года обучения не понес ущерба и наш всеми уважаемый город, надлежит удерживать из докторского гонорара одну пятую часть. Вот и все. Так или нет?