Кальман Миксат - Том 1. Рассказы и повести

Миксат пишет:

«Иногда Пограцу попросту были противны люди, разумеется ныне живущие».

Речь идет о главном герое романа. Но можно быть уверенным, что и другим поборникам феодального правопорядка тоже были противны «ныне живущие». Писатель не скупится на краски, рисуя гнезда этих графов и баронов.

Сатирическая обостренность в «Осаде Бестерце» подчас доведена до предела. Писатель бьет наверняка и нещадно. Его перо пылает скрытым гневом, на его страницах бушует негодование, сдерживаемое внешне улыбчивым повествованием.

Та же самая линия на разрушение потомственных укладов дворянства, этого фактически мертвого, но все еще прожорливого класса, неуклонно проводится в романах «Черный город», «Дело Ности-младшего и Марии Тот», во многих повестях и рассказах.

Другим объектом сатиры Миксата — мы видели это по «Странному браку», который, на мой взгляд, может быть поставлен в один ряд с антиклерикальными произведениями Анатоля Франса — становится духовенство. Еще раньше им был написан роман «Зонт св. Петра». В этом романе Миксат поворачивается к нам еще одной гранью — смесью добродушия, иронии и юмора.

Словом, тот, кто прочитает эти шесть томов, — а чтение их доставит немалое наслаждение, — в образе благодушного старика рассказчика, каким выглядит на фотографии последних лет Миксат, увидит борца против несправедливости, мелкой лжи и большого бессовестного обмана, против всего отжившего и мертвого.

Такова логика творчества большого писателя — действовать честно! Подчеркнем еще раз: писателя-гуманиста, каким был Миксат.

Но Миксат-сатирик, Миксат-обличитель — это только часть Миксата. Он становится совсем иным, когда пишет о крестьянах. А писал он о них много. Создал целую галерею крестьянских образов. К ним, к этим «маленьким» людям, Миксат питал особую любовь. И уважение. Этого нельзя не заметить, читая рассказы Миксата.

По-моему, нет ничего приятней, чем писать рассказы. Особенно небольшие. Особенно, когда они почерпнуты из жизни. Не придуманы.

И приятно, и трудоемко.

В романе или повести страницы как бы нанизываются на страницы. И если происходят поворот в ходе событий, к твоим услугам десятки, а то и добрая сотня страниц. А в рассказе?

Здесь все должно быть точно рассчитано, соразмерено. Рассказ ограничен во времени. Его нельзя размусоливать. Главное правило: говори о самом важном, говори коротко. Разумеется, ясно. Разумеется, не в ущерб художественному образу.

Многие романисты не умеют писать рассказов.

Миксат одинаково хороша писал и романы, и повести, и рассказы. Он начинал с рассказов. Еще в Сегеде. Он всю жизнь писал рассказы. Мне кажется, что он «отдыхал», когда писал рассказы. Они выливаются у него свободно, остроумно. И не затянуты, если объем соразмерять с их темой, с общественным их звучанием.

Романы и повести Миксата «текут» плавно. Такова милая проза прошлого века. Эта плавность не имеет ничего общего с многословием посредственных романов. Миксат достаточно экономен. Это особенно относится к его рассказам, где динамизм особенно ясно дает себя знать. И проявляется, в частности, в диалоге. Вот подобного рода пример из прекрасного рассказа «Эскулап на Алфёльде»:

«— Что у вас болит?

— Все, — прошептал Коти, тяжело дыша.

— То есть как все? Нос болит?

— Нет, нос не болит.

— А глаза?

— И глаза не болят.

— Ну вот видите! Так, по крайней мере, признайтесь, что вы ерунду говорите!»

Рассказы, как и другие произведения Миксата, написаны с гуманистических позиций, они полны участливости к судьбе простого человека. Писатель сочувствует своим героям, он явно болеет за них душой. Характерен для него рассказ «Крестьянин, покупающий косу». Дотошный Гергей Чомак покупает косу. Он очень, очень придирчив, ибо платит денежки из собственного кармана. Его привередливость становится смешной. И тем не менее вы сочувствуете этому крестьянину: не от большого достатка эта его дотошность! И вы понимаете, вовсе не скупердяй этот Гергей Чомак. Просто такова его психология, рожденная нелегким крестьянским житьем-бытьем.

Красной нитью через рассказы Миксата проходят воспоминания о революции 1848—1849 годов. Писатель как бы гордится тем, что в его стране случилась такая революция. Правда, она приобретает порою в его произведениях несколько идиллический характер. Миксат, вспоминая о революции, разумеется, и не пытается делать каких-либо обобщений на будущее. Он вообще не охотник заглядывать в будущее.