Кармен Лафорет - Ничто. Остров и демоны

Вскоре после окончания гражданской войны в Испании Кармен Лафорет, тогда совсем еще юная девушка, приехала в Барселону учиться в университете. До этого она жила на Канарских островах. Жители Канарских островов, можно сказать, остались в стороне от бедствий войны. Здесь не шли кровопролитные бои и не так тяжело чувствовались лишения военного времени. Потрясения, пережитые континентальной Испанией, почти не нарушали привычный патриархально-застойный уклад в дальней островной провинции. «Сияющим и волшебным» воспоминанием назовет потом Кармен Лафорет свое отрочество, проведенное в этом красивейшем уголке мира, где никогда не бывает зимы, где царит вечная благоуханная весна.

Барселона, а потом Мадрид (Кармен Лафорет училась сначала в Барселонском, затем в Мадридском университете, на факультетах философии, литературы и права) должны были показаться ей инопланетным миром, темным и страшным. Голод, продовольственные карточки, жалкие рационы, дороговизна — а рядом, на каждом углу, разнузданная спекуляция, роскошь, доступная немногим, самодовольный эгоизм нуворишей. Страх, мстительность, ненависть в отношениях людей — наследие братоубийственной войны, расколовшей чуть ли не каждую семью. Кажется, что в эти первые послевоенные годы испанским народом владеет угрюмое оцепенение — оцепенение усталости и безнадежности.

Из этого внезапного, потрясшего юный ум и юную душу столкновения с действительностью возник роман Кармен Лафорет «Ничто». Он был написан в 1944 году и еще в рукописи удостоен крупнейшей в Испании литературной премии «Эухенио Надаль». Автору было тогда двадцать три года. В 1945 году роман вышел из печати и имел огромный, по тем временам сенсационный успех.

Успех тем более понятный, если представить себе, какой духовной пищей располагали испанские читатели к моменту появления романа Лафорет. Одна за другой выходили книжки, переполненные бахвальством победителей и звериной ненавистью к побежденным. В 1943 году, например, Национальную премию по литературе получил Р. Гарсиа Серрано за роман «Верная пехота» (до этого двумя изданиями вышла его же повесть «Эухенио, или Провозглашение весны»). Герои книг Гарсиа Серрано — молодые фалангисты, добровольцы «Ударных групп» (гитлеровские штурмовики на испанский лад), офицеры франкистской армии. Один из них заявляет: «Начинаешь все понимать, только когда делаешь первый выстрел… Меня не мучает совесть за то, что я убил человека. Какого-то коммуниста…»; другие пишут на стенах домов лозунг: «Испанские матери, пусть ваши сыновья станут, когда это понадобится, пушечным мясом!» Что могла противопоставить испанская литература этим людоедским выкрикам, этой фашистской романтике казарм и расстрелов?

Национальная литературная традиция фактически была прервана. Крупнейшие из живых писателей находились в эмиграции, и их имена преданы анафеме. Классики, такие, как Гальдос и Бароха, не издавались. Выходили либо «герметические» псевдопсихологические романы, либо полубульварное чтиво. И только одна книга прорезала болезненным и тревожным криком это нравственное и интеллектуальное оцепенение — роман «Семья Паскуаля Дуарте» другого молодого писателя, Камило Хосе Селы, написанный в 1942 году. «Семья Паскуаля Дуарте» и «Ничто» были началом обновления испанской литературы. Многое объединяет эти книги: философская насыщенность, особое видение человека и его участия в реальном испанском мире. Направление, начатое романами Селы и Лафорет, получило впоследствии название «тремендизма». «Тремендо» — по-испански «ужасный, страшный». Что же предстает ужасным в творчестве молодых писателей?

Сюжет романа «Ничто» — приезд молодой девушки из деревни в Барселону, взаимоотношения ее с родственниками и новыми друзьями — казалось бы, толкал автора на путь традиционного психологического романа, так часто обращавшегося к подобным ситуациям. Напряженностью душевных состояний герои Лафорет близки персонажам русской литературы. О восторженном и пристальном изучении Достоевского говорят многие особенности повествовательной манеры автора «Ничто». Семейные скандалы, разгоревшиеся по пустяковым поводам, превращаются в объяснения самых потаенных душевных движений. В исповедях, страстных признаниях люди внезапно открывают самые темные уголки своей души, бросают в лицо собеседнику то, что много лет скрывали от всех, а может быть, и от самих себя.