Фредерик Бегбедер - Любовь живет три года

Наше поколение слишком поверхностно для брака. Нам жениться – все равно что в «Макдоналдс» сходить. А потом – порхаем. Ну как, спрашивается, прожить всю жизнь с одним человеком в обществе тотального порхания? В эпоху, когда кумиров, президентов, искусства, пол, религию меняют как перчатки? С какой стати чувству под названием любовь ныть исключением из всеобщей шизофрении?

И потом, главное, откуда этот странный пунктик, почему надо из кожи вон лезть, чтобы быть счастливым непременно с одним единственным человеком? Из 558 типов человеческих обществ моногамны только 24%. Большинство видов животных полигамны. Об инопланетянах и говорить нечего: Галактическая Хартия Х23 давным давно запретила моногамию на всех планетах типа В#871.

Брак – это икра на завтрак, на обед и на ужин: тем, что обожаешь, тоже можно обожраться до тошноты. «Ну пожалуйста, еще немножко! Что? Больше не можете? А ведь еще совсем недавно вам так нравилось, что это с вами? Ну ка ешь, гадкий мальчик!»

Сила любви, неимоверная ее власть, видно, и впрямь повергала в трепет западное общество, если оно создало эту систему, имеющую целью отвратить вас от того, что вы любите.

Один американский исследователь недавно доказал, что неверность имеет биологическую природу. Неверность, по мнению сего ученого светила, – это генетическая стратегия, благоприятствующая выживанию вида. Вообразите на минуточку семейную сцену: «Любимая, я изменил тебе не ради удовольствия – исключительно ради выживания вида, представь себе! Может, тебе это и до лампочки, но кто то же должен позаботиться о выживании вида! Если ты думаешь, что мне было в кайф…»

Я никогда не останавливаюсь на достигнутом: если мне нравится девушка, я хочу влюбиться, влюбился – хочу ее поцеловать, поцеловал – хочу с ней переспать, переспал – хочу поселиться под одной крышей, живу под одной крышей – хочу жениться, женился – встречаю другую девушку, которая нравится. Мужчина – животное ненасытное, он вечно выбирает из нескольких вариантов фрустрации. Будь женщины похитрее, не давались бы в руки, чтобы заставить бегать за ними всю жизнь.

Единственный вопрос в любви – вот он: когда мы начинаем лгать? Все так же ли вы счастливы, возвращаясь домой, где вас ждет все тот же человек? Когда вы говорите ему «люблю», вы по прежнему так думаете? Наступает – неизбежно наступает – момент, когда вам приходится делать над собой усилие. Когда у «люблю» уже не будет того вкуса. Для меня первым звоночком стало бритье. Я брился каждый вечер, чтобы не колоть Анну щетиной, целуя ее в постели. А потом однажды ночью – она уже спала (я был где то без нее, вернулся под утро, типичное мелкое свинство из тех, что мы себе позволяем, оправдываясь семейным положением) – взял и не побрился. Я думал, ничего страшного, она ведь и не заметит. А это значило просто, что я ее больше не люблю.

Разводясь, всегда покупают «Расставание» Дана Франка. Там такая душещипательная первая сцена: в театре, во время спектакля, мужчина понимает – жена его больше не любит, только потому, что она отнимает руку, которую он держит в своей. Он пытается снова взять ладонь жены в свою, а она снова выдергивает ее. Я думал: вот дрянь то! Ну зачем так измываться? Неужели так трудно оставить свою руку в руке мужа, черт возьми? Думал, пока то же самое не случилось со мной. Я стал отталкивать Аннину руку сплошь и рядом. Она, скажем, ласково возьмет меня за руку, или за локоть, или положит ладонь мне на колено, когда мы вместе смотрим телевизор, – и что же я вижу? Вялая белесая ладошка, мягкая такая, на ощупь вроде резиновой перчатки. Меня так и передергивало. Как будто осьминога в руку сунули. Я ел себя поедом: Господи, как же я докатился до такого? Сам стал дрянью из книги Дана Франка. А Анне еще надо было переплетать свои пальцы с моими. Я делал над собой усилие, невольно морщась. Вскакивал, будто бы мне приспичило в туалет, а на самом деле – только чтобы избавиться от этой руки. Потом возвращался, совесть меня мучила, садился и смотрел на эту руку, которую раньше любил. Руку, которую я попросил у нее перед Богом. Руку, за которую три года назад отдал бы жизнь, чтобы вот так держать ее в своей. Смотрел и ничего не чувствовал – только отвращение к себе, стыд за нее, безразличие и желание разнюниться. И я прижимал к груди этого мягкого спрута и приникал к нему поцелуем, мокрым от печали и досады.

Любовь кончается, когда нельзя вернуться назад. Так приходит осознание: вода тихо течет под мостами, мы не понимаем друг друга, мы расстались и сами не заметили как.