Фредерик Бегбедер - Любовь живет три года

Твой убитый горем Марк «.

Как и следовало ожидать, Алиса позвонила мне в понедельник. Она призналась, что сходит по мне с ума, и обещала, что больше мы никогда не расстанемся. Я медленно и нежно раздел ее в квартире, которую предоставил мне один друг. Сказать, что встреча была радостной, – значит ничего не сказать.

Эти полдня блаженства могли бы стать метрическим эталоном в Севре 20по разделу «высшее сексуальное наслаждение у двух человеческих существ взаимодополняющих полов». После этого, вопреки своему обещанию, она покинула меня около девяти вечера, еле живая, и я опять остался встречать наступающие часы в одиночестве.

Лучше предупредить вас сразу: не гарантирую, что эта история завершится «хэппи эн дом». Последние недели входят в число самых печальных и чудесных воспоминаний моей жизни, и у меня нет оснований думать, что такая ситуация не продлится еще долго. Не получается у меня переломить судьбу, не из того она теста, которое легко лепить.

Конец света наступил на прошлой неделе. Алиса позвонила мне и сообщила новость: она уезжает отдыхать с Антуаном, чтобы попытаться склеить разбитую чашку. На этот раз все действительно кончено. Она повесила трубку, я тоже, мы даже не попрощались. Моя любовь – Хиросима. Видите, до чего страсть может довести человека: я почти цитирую Маргерит Дюрас 21.

Я смотрю, как муха бьется в окно моей комнаты, и думаю, что она совсем как я: между ней и действительностью – стекло.

Двойная жизнь – роскошь для шизиков. Алиса ухитряется и рыбку съесть, и на кол не сесть: запретная страсть со мной, уютное гнездышко с мужем. Зачем иметь только одну жизнь, когда можно – несколько? Она меняет мужчин, как каналы по ящику (надеюсь хоть, что я – «Евроспорт»).

Все кончено. В.С.Е. К.О.Н.Ч.Е.Н.О. С ума сойти: я так легко написал эти десять букв, а принять их смысл не в состоянии. У меня иногда случаются приступы мегаломании: раз я ей не нужен, уговариваю я себя, так я ее больше не люблю! Она не стоит Меня! И тем хуже для этой дуры! Но гордость взыг рывает во мне ненадолго – инстинкт самосохранения недостаточно развит.

Я прошу меня извинить, писатели – люди нудные, надеюсь, я вас не слишком достал своими страданиями. Писать – значит жаловаться. Нет большой разницы между романом и рекламацией в Министерство связи.

Если бы я мог иначе, то не сидел бы в четырех стенах, стуча на машинке. Но у меня нет выбора: все равно я никогда не смогу говорить ни о чем другом.

Посмотрите, в кого я превратился… Я пишу такую же книгу, как все… Любовная чехарда… Мужчина бросает женщину ради другой, которая бросает его… Да что же это со мной? Где мои декадентские вечера? Я погряз в душещипательных историях, имеющих местом действия квартал Сен Жермен де Пре… Какое то новое французское кино… Расскажем о проблемах людей, у которых нет проблем… Но я впервые ощущаю такую физическую потребность писать… Раньше, когда мне говорили об этой самой «необходимости», я делал вид, будто понимаю, но даже не представлял, что это такое… Даже в этом самобичевании я далеко не первопроходец (спасибо, Дрие, спасибо, Нурисье… 22)– Мне не о чем больше рассказать… Рано или поздно это должно было из меня попереть… Пока ты не написал роман о своем разводе, считай, что ничего не написал… А может, не так уж и глупо считать свой случай закономерностью… Если я банален, значит, всечеловечен… Надо бежать от оригинальности, держаться вечных сюжетов… Осточертели интерпретации… Учусь искренности… Я чувствую: в недрах моего горя словно течет река, и, если бы мне удалось пробиться и дать выход ее водам, я оказал бы услугу «отдельным счастливцам», стоящим на краю аналогичной пропасти. Я бы их предупредил, объяснил бы им все, чтобы их не постиг такой же удар. Я возьму на себя эту миссию и благодаря ей сам смогу лучше во всем разобраться. Но не исключено, что река так и останется подземной…

Жан Жорж никогда не видел меня таким. Он отчаянно пытается оживить беседу, словно протягивает руку помощи утопающему. Мы сидим в баре роскошного отеля, уже не помню какого – мы посидели во всех. Я спрашиваю его:

– Скажи, ты веришь, что любовь живет три года?

Он смотрит на меня с жалостью.

– Три года? Ну ты и хватил! Какой ужас! Трех дней больше чем достаточно! Откуда ты взял эту чушь, стригунок?

– Кажется, это гормональное или биохимическое, что ли… Через три года все кончается, и ничего не попишешь. Печально, ты не находишь?