Евгений Карнович - Пагуба

Вскоре после воцарения Елизаветы Лопухина оказывается в оппозиции к новой императрице. Хотя она и была оставлена статс-дамой, но чувствовала себя при дворе униженной. Существует легенда, что немилость к ней Елизаветы вызвана удачным соперничеством Лопухиной с императрицей в «амурных делах». Однако Лопухина была старше царицы на 10 лет (Карнович ошибочно пишет о 6 годах), к тому же Елизавета по красоте своей признавалась современниками несравненной: от ее красоты просто «сходили с ума», она «затмевала солнце».

Как бы ни любила Лопухина опального графа Левенвольда, никаких серьезных попыток к облегчению его участи предпринять она не решалась. Ей оставалось лишь неутешно горевать и упрекать виновницу своих несчастий. Эти горестные чувства Лопухиной разделяла Анна Бестужева-Рюмина, глубоко любившая своего брата Михаила Гавриловича Головкина, «аннинского» вельможу, попавшего под опалу. Резко осуждая императрицу, укоряя ее в предосудительном поведении и мечтая вслух о воцарении свергнутого семейства, эти женщины движимы были простыми чувствами любви и родственной преданности к своим возлюбленным и близким.

«Лопухинское дело», возможно, и не состоялось, если бы не было «извета» Бергера и Фалькенберга. Но нужно иметь в виду, что Лопухины и Бестужева-Рюмина относились к «намеченным» лицам, то есть были уже заподозрены в преступных намерениях только лишь потому, что имели родственные и иные связи с опальными вельможами, к тому же сами были близки к прежней правительнице. Секретарь саксонского посольства Пецольд полагал, что доносчики Бергер и Фалькенберг действовали не по собственному почину, а были агентами Лестока, который тщательно спланировал все «дело». Карнович не развивает в романе эту версию, но можно предположить, что Бергер действительно имел связи с окружением могущественного лейб-медика или с Тайной канцелярией. Укажем хотя бы на два первых доноса Бергера, которые принесли столько несчастий несколько комичному майору Шнопкофу, честному вояке, преданному не отечеству, а воинскому знамени.

«Рыжий кирасир» Бергер — это чистый тип предателя, подлеца и изменника, случайно попавшего в благоприятную для его низких замыслов политическую среду и ценой чудовищных «изветов» достигающего своих целей. В его случае трудно даже говорить о честолюбии, ибо он просто бесчестен, и лучше всего это понимали сами немцы, русские же относились к нему гораздо снисходительнее. Примером тут может служить молодой Иван Лопухин — фонвизинский «недоросль», правда, с дурными наклонностями.

С Бергером, играющим в романе роль злодея, связана «немецкая тема». Засилье иноземцев в двух предшествующих правлениях вызывало недовольство в различных слоях русского общества. С воцарением Елизаветы падение Остермана, Миниха и Левенвольда воспринималось как конец господства немцев. Новая императрица с первых дней своего царствования стремилась вернуться к правилу Петра Великого: «должно пользоваться искусными иностранцами, принимать их на службу, но не давать им предпочтения перед русскими». Любопытно, что на роль «лидера» «русской национальной партии» претендовал маркиз де Шетарди, который раздувал вражду Елизаветы к Остерману и советовал ей заменить всех немцев русскими, особенно на дипломатической службе.

Иноземцев на русской службе в конце 1730-х гг. было не больше, чем при Петре I, к тому же они не оказывали определяющего влияния на политическую жизнь России. Бирон, объявленный в середине XVIII века «главным врагом России», не имел, например, касательства к делам Тайной канцелярии, а в штате последней не было ни одного иностранца. Елизавета же, по общему мнению, не любившая немцев и изгнавшая их из правительства, благоволила к Бирону и даже освободила его из ссылки (она была благодарна ему за то, что во времена Анны Иоанновны он спас ее от заточения в монастыре). Конечно, многие русские дворяне были недовольны фаворитами Анны Иоанновны — Бироном, Минихом, Левенвольдом, но несравненно сильней их беспокоило усиление власти олигархов (русских и иноземцев), подрывающее основы абсолютной монархии.

В романе «немецкая тема» подается взвешенно и исторически объективно. Запоминается сцена в немецком трактире, когда в ответ на раздраженные высказывания, направленные против русских (тогда была сильна угроза расправы с немцами), старый немец Карл Майглокен произносит искреннюю и мудрую речь в защиту русского народа: «среди моих почтенных единоплеменников заявляю, что русские — народ добрый, ласковый и приветливый…».