— А кто с ним пошел: Флэн или Эрп?
Ханно покачал лохматой головой:
— Никто. У Флэна женщина его должна родить. Ни от кого не секрет, как он по ней с ума сходит. Кто-то пришел и сказал, что она его зовет, и он сразу же побежал. Дрэм был в лесу, а Золотоволосые еще не пришли караулить волков. Нас только трое тут и было, когда обнаружилось, что овца убежала.
— Из вас троих, кроме Долая, пойти было некому? А почему не ты или Эрп? Вы помоложе, а он к тому же болен.
Он сразу же напустился на Эрпа, который в это время вошел, пригнув голову у входа.
— Почему отпустили его одного?!
За его спиной Ханно проворчал что-то насчет того, что от стариков меньше пользы деревне, чем от молодых, а Эрп вскинул темные брови:
— Мы не виноваты. Долай сказал, что он старый и мудрый, поэтому больше нашего знает про повадки овец, он велел нам сторожить загон. И оставил Эйсала, а с собой взял Кью. Что может с ним случиться, с Долаем-то, на овечьих тропах? Если ты голоден, там в хижине есть ягнячья похлебка.
Голоден! Кто в эти дни не был голоден?! Дрэм колебался и в нерешительности оглядывался кругом. Надвигались сумерки, в угасающем свете низкое небо да покрытые снегом холмы приобрели уже желтоватый оттенок. В загоне, на грязном снегу, прижимаясь друг к другу, лежали или стояли овцы и ягнята, вернее то, что осталось от стада. На концах их длинной шерсти под брюхом свисали сосульки и звенели при малейшем движении. Загон был полон звуков — позвякивание сосулек перекликалось с жалобным блеянием овец, когда сосульки раздирали им кожу. Колючий северо-восточный ветер налетал порывами со склонов холмов, взъерошивая голубоватыми зигзагами шерсть у овец и грубую шкуру пастушьих собак. Дрэм, потянув носом, безошибочно уловил в воздухе признаки, пока еще слабые, надвигающегося бурана. Пожав плечами, он направился к пастушьей хижине, чад сразу же начал есть ему глаза, а теплый воздух, казалось, смешивался с ледяными порывами ветра, подобно тому, как смешиваются масло и вода, но при этом масло остается маслом, а вода водой. У дымного очага сидела, съежившись, одна из маленьких темнолицых женщин. Она посмотрела на Дрэма, когда тот, пригнувшись, вошел в хижину, за ним следом — Ханно. Жестом она указала им на котелок, который только что сняла с огня. Дрэм достал лепешку из корзины в углу и сел у очага, чтобы согреть наваристой ягнячьей похлебкой замерзший пустой желудок.
Сначала он с жадностью набросился на еду, сгребая мясо кусками лепешки, но после нескольких глотков стал есть медленнее и вдруг, торопливо отправив в рот последнюю порцию, вскочил на ноги. Сунув за пояс остатки лепешки, он поднял с пола копье.
Ханно удивленно посмотрел на него.
— Куда теперь? — спросил он, дожевывая мясо.
— Наверх, к летним загонам.
— Смотри, как снег гонит.
Дрэм совсем было направился к выходу, но вдруг остановился и посмотрел на угрюмого коротышку, сидящего у очага.
— Мой нос чует не только запах чеснока. Нагоняет снег, и поэтому я должен идти искать Долая.
— Что могу тебе сказать? Дурак будешь, если пойдешь.
И как бы в подтверждение слов Ханно, ветер донес до их слуха протяжный и бесконечно тоскливый волчий вой. Они молча посмотрели друг на друга. Где-то далеко вой был подхвачен другим волком, затем еще дальше — третьим.
— Рано они сегодня вышли на тропу, — сказал Ханно.
Дрэм сжал древко копья.
— Люди из деревни вот-вот появятся, а ты пока последи за костром у загона. — И не обращая больше внимания на Ханно, который в ответ на эти слова злобно проворчал, что он-де караулил волков, когда о Дрэме тут никто слыхом не слыхивал, пошел к выходу, свистнув по дороге Белошея потрескавшимися от мороза губами. За порогом он сразу же окунулся в ледяной сумрак, но двинулся дальше, навстречу бесприютной белой пустыне, мимо сторожевого костра, возле которого стоял, опершись на копье, Эрп, а у его ног сидели пастушьи псы.
Снег вокруг загона был перемешан и перетоптан ногами людей, собак, овец и превратился в грязную темную жижу, но уже на расстоянии полета копья количество следов резко уменьшилось, а чуть дальше остались лишь следы беглянки овцы, Долая и собаки. Еле заметные на белоснежном покрове, они вились перед глазами, убегая в сгущающиеся зимние сумерки.
Дрэм поплотнее запахнул на груди плащ и, спрятав в него подбородок, вышел навстречу ветру, налетающему порывами с вершины холма. Легкое ледяное перышко пролетело, не задев лица, и осело на складках плаща; за первым последовало второе, и он ощутил его холодное прикосновение сначала около правой брови, затем на губе. И вот уже снег повалил хлопьями.
Читать дальше