Джефри Триз - Фиалковый венец

— К архонту-басилевсу? — Сердце Алексида подпрыгнуло от радости, но тут же тревожно сжалась. — Это значит… что он догадался?

— Одни боги знают, что это значит! А я знаю только, что ко мне пришел раб и казал, что архонт-басилевс хочет меня видеть. По поводу моей комедии. «Моей комедии»! Как будто я ее хотя бы читал! Не говоря уж о том, что я ее не писал. Что я ему скажу? — В голубых глазах старика застыл ужас.

— Ты сначала послушай, что скажет тебе он, дядюшка. Постарайся его провести.

— Провести? Провести архонта-басилевса?

— Я тебе помогу…

— Очень благородно с твоей стороны! Очень великодушно!

Алексид ласково погладил его руку.

— Если дело обернется плохо, ты прямо расскажи обо мне. Я во всем признаюсь.

— Ну, посмотрим, посмотрим. — Дядюшка Живописец уже несколько оправился от испуга. — Что гадать, пока мы еще ничего не знаем… Да, ты прав, надо сначала его послушать. А я уж постараюсь не выйти из своей роли. — Он усмехнулся. — Вот видишь, я уже заговорил, как заправский актер. «Не выйду из своей роли» — так ведь?

— Ты молодец, дядюшка! — со смехом заверил его Алексид.

— Дядюшка Живописец гордо расправил плечи.

— Нам надо решить, как именно сыграть эту сцену, — сказал он. — Нет, ты только послушай: «сыграть эту сцену»! Оказывается, это вовсе и не трудно — выбирать актерские слова, а?

— Да, но не стоит чересчур уж перегибать палку.

Они приблизились к общественному зданию, где архонт-бвсилевс и его помощники вершили дела государства. Оставалось только решить, как вести себя там.

Архонт-басилевс оказался величественным стариком, но в его глазах пряталась смешинка. Когда они вошли, он встал, здороваясь с ними.

— Алексид, сын Леонта? — спросил он.

— Да, почтеннейший архонт, — ответил дядюшка Живописец с уважением, но и с достоинством. Он не стал кланяться, так как архонт, в конце-то концов, был таким же гражданином Афин, как и он сам, и архонтом его выбирали только на год.

— Так садись же. А кто этот юноша?

— Мой внучатый племянник. Он… он мне кое в чем помогает.

Дядюшка Живописец сел напротив архонта, а Алексид стал рядом с ним, настороженно прищурившись.

— Признаюсь, — заметил архонт, поглаживая бороду, — прочитав комедию, я решил, что ее писала более молодая рука.

— Более молодая? — удивился дядюшка Живописец. — Ах, да! Более молодая, чем моя, хотел ты сказать.

— Разумеется. Надеюсь, ты не сочтешь мои слова за обид, — я знаю, что старость не мешает писать хорошо. Ведь Софокл создавал великие трагедии и тогда, когда ему было уже за девяносто. Однако писать он начал еще молодым. А ты, Алексид, мне кажется, уже не в тех годах, когда человек впервые представляет свою комедию на театральные состязания.

— Было бы сердце молодо, почтеннейший архонт!

В глазах архонта промелькнула улыбка.

— А твое сердце, по-видимому, полно юного жара. От души поздравляю тебя. Читая «Овода», невозможно дать его автору больше двадцати лет.

— Ну, я еще не так дряхл, как ты, кажется, думаешь.

— Отнюдь, отнюдь! Но, — продолжал архонт более серьезным тоном, — прейдем к делу. Я никак не могу решить, допустить твою комедию или нет. В ней, разумеется, есть недостатки…

— Само собой, — согласился дядюшка Живописец, по мнению Алексида, слишком уж охотно.

— Однако она обладает и незаурядными достоинствами.

— Очень лестная похвала!

Алексид застыл и только надеялся, что архонт не посмотрит на него и не заметит, как он покраснел.

— Когда я ее читал, мне показалось, что некоторые вещи будет не так-то просто показать в театре. Вот, например, корову.

— Корову? — с недоумением повторил дядюшка Живописец.

— Ну как же, дядюшка, — поспешно вмешался Алексид. — Та смешная сцена, когда овод кусает корову и она начинает брыкаться и бегать взад и вперед.

— Вот-вот, — сказал архонт. — Как, по-твоему, можно будет это показать?

Дядюшка Живописец не знал, что и ответить. В его глазах опять появился испуг. Заметив, что он дергает себя за бороду и что-то невнятно бормочет, Алексид поторопился сказать:

— Дядюшка думал накрыть двух человек большой пятнистой шкурой. Переднему сделать маску с рогами, а второму — хвост…

— Так я и задумал! — подхватил дядюшка Живописец. — Вот смеху-то будет!

— Гм!.. По-твоему, это может получиться?

— Ну конечно, — горячо выкликнул Алексид. — В позапрошлом году в театре показывали кентавра — двух человек, прикрытых одной шкурой.

— Неужели? — спросил архонт, бросив на него проницательный взгляд. Я не присутствовал на тех Дионисиях — я командовал триерой… [28]Гм, гм…