Джефри Триз - Фиалковый венец

— Да у тебя театральное несварение!

— Это еще что такое?

— За последние дни ты насмотрелся в театре всяких богов и полубогов, а теперь они тебе повсюду чудятся, потому что твоя печень забита мифами и…

— Послушай, — сердито сказал Лукиан. — В лесах и реках на самом деле обитают полубоги. А если я видел не нимфу то кого же? Обыкновенная смертная девушка не стала бы бродить тут в одиночестве.

— Ты прав, — согласился Алексид, вспомнив, что Нику ни за что не выпускают из дому одну.

Правда, в Афинах были девушки, которых не содержали в такой строгости, — девушки из семей победнее, которым приходилось ходить на рынок и за водой к общественным источникам, — но и они не посмели бы уйти за городские ворота.

— Так, значит…

— Я же сказал, что тебе почудилось.

Значит, и это мне просто чудится? — Вдруг спросил Лукиан голосом, в котором смешались страх и торжество.

Теперь и Алексид услышал музыку. Странная тоскливая и манящая мелодия неслась к ним из зеленой пропасти у их ног. Она звала его. И в то же время по телу его пробегала холодная дрожь, а сердце сжималось от страха. Губы его пересохли, ладони стали влажными то пота.

— С меня довольно, — сказал Лукиан. — Пошли обратно.

— Нет.

— Ты что, собираешься спуститься туда? — Лукиан схватил приятеля за руку.

— Пусти! Я хочу посмотреть, что это.

— Ты с ума сошел! Если там нимфа, она превратит тебя в какого-нибудь зверя или так тебя изменит, что…

Алексид вырвался и начал спускаться с обрыва. Отчасти Лукиан оказался прав — это мгновение действительно что-то в нем навсегда изменило.

Лукиан несколько секунд стоял неподвижно — страх боролся в нем с чувством долга. Но Алексид все-таки был его лучшим другом, и он заставил себя последовать за ним под вновь сомкнувшийся лиственный свод.

Едва Алексид раздвинул ветви олеандра, заслонявшие от него реку, щемящая музыка сразу оборвалась. Нимфа, сидевшая на другом берегу заводи, подняла глаза, увидела его и взвизгнув, вскочила на ноги. Такой визг вряд ли мог вырваться из горла нимфы — точно так же верещала Ника, когда Теон сунул ей за шиворот ящерицу. И Алексид сразу перестал бояться.

— Я не хотел тебя испугать, извини, — сказал он вежливо.

— Ах! Да это… ничего… — ответила она, с трудом переводя дыхание. Очевидно, она хотела было убежать, но теперь передумала. Их разделяла глубокая прозрачная заводь шириной локтей в десять. Девушка нерешительно засмеялась:

— Ты появился так неожиданно, что мне показалось, будто ты не человек, а…

— Спасибо!

— Что же тут обидного? Ты такой коричневый… и глаза у тебя раскосые, как у него…

— Но у меня нет рожек, — заверил он ее с улыбкой. — И ноги самые обыкновенные, без копыт. Вот погляди!

Он вышел из зарослей и, помахивая зажатыми в руке ременными сандалиями, остановился у самой воды — обыкновенный юноша в белом хитоне с голубой каймой.

Тут из кустов вышел Лукиан. Спокойные серо-голубые глаза девушки раскрылись еще шире.

— Вас там еще много? — спросила она.

Оправившись от первого испуга, она говорила теперь уверенно и беззаботно, не опуская глаз и не запинаясь от смущения, как те немногие девушки, с которыми они были знакомы. Ее голос был мелодичен, но сильный дорический акцент резал их афинский слух.

— Нас только двое, — ответил Алексид. — Не бойся.

Она вдруг беззвучно засмеялась. Это был именно смех, не похожий на спокойную улыбку, иногда появлявшуюся на ее губах.

— Я не боюсь, — ответила она невозмутимо. — Добраться сюда вы можете, только переплыв заводь, а к тому времени меня тут уже не будет. И вы меня не разыщете.

— Лукиан с самого начала утверждал, что ты нимфа.

— А я подумала, что ты Пан. Как смешно!

Она снова села и принялась расчесывать черные кудри, которые влажно блестели, словно она только что купалась. Ее хитон цвета зеленых яблок был не очень новый, да к тому же несколько пострадал от близкого знакомства с колючим кустарником.

— Нам пора домой, — буркнул Лукиан. — Уже поздно, и я голоден…

— Голоден? Ах, бедняжка! — прозвенел насмешливый голосок. — Вот тебе смока, лови! — Раздался всплеск, и по середине реки пошли круги. — Ну вот! Какая же я неуклюжая! Ну, ничего, смокв у меня еще много, но бросать их я больше, пожалуй, не буду. Идите сюда, если хотите. Я ведь вам сейчас соврала — сюда очень просто добраться вон по тем камням.

Через минуту они уже сидели рядом с ней и с удовольствием жевали смоквы. Алексид решил, что она их ровесница или, может быть, моложе не год, но, уж во всяком случае, не старше. Она была стройна, и тонкие черты ее лица как-то не вязались с грубоватой речью. Она сказала, что ее зовут Коринна и что она приехала в Афины совсем недавно. А до этого ей немало пришлось постранствовать по свету. Она жила в Сиракузах на острове Сицилии, а прежде — в галльской Массилии.