Саймон Скэрроу - Братья по крови

– Ну, динарий. Что один, что другой… Разницы не вижу.

– В самом деле? – спросил Катон. – А вот вы понюхайте.

Отон, помедлив, осторожно нюхнул.

– Ну, это… Вообще-то попахивает, мм… уксусом?

– Не уксусом, господин трибун. Дешевым вином. Монеты Септимий хранил в своих винных амфорах – кстати, весьма тяжелых. Их, я видел, одну за другой он переправлял Венуцию. Я вчера, глядя на них, подумал: чего это дюжие воины гнутся под весом вина?

Трибун снова понюхал монету, а затем посмотрел на Септимия:

– Это… правда ?

– Конечно же, нет! Кому вы поверили? У купцов так может пахнуть что угодно и где угодно. Он лжет.

Внезапно Макрон жестко двинул ему в живот, и Септимий, согнувшись, замолчал: от удара под дых у него сперло дыхание.

– Не смей обвинять префекта во лжи, – Макрон глянул на него сверху. – Ты, коварный выродок…

Кряхтя и пуская слюни, Септимий на четвереньках уткнулся в пол, пытаясь восстановить дыхание. Некоторое время остальные молчали. Затем снова заговорил Катон:

– Обо всем этом мне следовало догадаться гораздо раньше. С того момента, как бежал Каратак. Кто-то должен был расположить к себе стражников настолько, чтобы те подпустили его – или ее – на расстояние достаточное, чтобы быстро их убить. Для хорошо владеющего ножом это дело пустячное. Совершить это должен был ты или Поппея. Скорее всего, она подошла к ним с просьбой еще раз взглянуть на узника, а ты, с нею рядом, душевно предложил отведать твоего вина. И как только вы приблизились, пустил в ход нож. Все решилось за секунды. Далее, после того как вы вызволили Каратака из загородки, ты решил, что он выберется из лагеря на твоей телеге. Безусловно, тебе нужно было сделать вид, что он оглушил тебя ударом и сбежал с твоей телегой и мулами. Отсюда и удар по голове, а перед тем подбрасывание мне в палатку кошелька, чтобы у тебя был повод зайти за ним ко мне, в то время как убегал Каратак, и придумать историю насчет того, как варвар зашиб тебя и завладел телегой.

– Но он действительно меня зашиб.

– Ну, а как же иначе: смотреться-то все должно было убедительно. Хотя удар был довольно легким; об этом мне сказал хирург в лазарете. – Катон оглядел Септимия и грустно покачал головой. – Так что сомнений насчет тебя у меня нет. До своего отъезда из Рима ты уже работал на Палласа. Ты убил людей Макрона, ты помог Каратаку бежать, и это ты доставил серебро, вызвав смуту в стане бригантов. Вопрос в том, что нам теперь с тобой делать…

– Да, правда: что? – грозно оживился Макрон.

Катон кашлянул и невозмутимо ответил:

– Он исчезнет. Как и все его жертвы там, в Риме. А Нарциссу я доложу, что он погиб во время боя с Венуцием. Правда о его сыне, в сущности, ничего не изменит.

– А отчего бы и не рассказать? – спросил Макрон. – Папаша заслуживает знать, какую змеюку пригревал под сердцем. Пусть смекнет на будущее.

Катон покачал головой:

– Будущего у Нарцисса нет. Он обречен. Не вижу смысла огорчать его еще сильнее в сравнении с тем, что ему перепадет испытать в руках своих врагов.

– В самом деле? – Макрон хмыкнул. – Получается, у тебя душа добрее, чем у меня…

– Нет, друг мой, я так не считаю. Кроме того, влияние Нарцисса хоть и идет на убыль, но ему еще вполне хватит сил, чтобы ответить нам местью.

– И что теперь? – встрял Лебауск. Пытающемуся встать Септимию он отвесил пинка, от которого тот, крякнув, растянулся плашмя. – Что нам делать с этим куском дерьма, от которого так воняет?

– А вот сейчас как раз и перестанет вонять, – непоколебимо произнес Катон. – Макрон, подними его на ноги.

Глаза Септимия в ужасе расширились. Он пополз к выходу из палатки, но ветеран калигой наступил на него и, взнуздав в вертикальное положение, скрутил руки за спиной.

– Лебауск, – кивком позвал Катон. – Кончай его.

– С удовольствием, – рыкнул германец и, вынимая меч, подошел к извивающемуся шпиону. – Это тебе за моих парней, что погибли сегодня, – подавшись вперед, прорычал он.

– Стой! – отчаянно выдохнул Септимий. – Ты не…

Лебауск держал меч в опущенной руке, направляя его под углом вверх. Удар прошил Септимию тунику, и клинок через живот прошел в подреберье. Агент, откинув голову к плечу Макрона, ахнул от боли. Рот его скорбно обвис. Лебауск, скрипнув зубами, вынул меч и вогнал снова, щедро проворачивая его в брюшине среди внутренних органов. Отон взирал на всю эту экзекуцию с немым ужасом.

– Нет, – тихо и кротко выдохнул Септимий, словно этот протест мог его спасти. – Нет…