Фердинанд Оссендовский - Ленин

Полное силы и отваги заявление Ленина произвело впечатление. Даже сомневающиеся члены Совета и Комитета задумались, а не лучше ли было бы действительно не допустить до созыва конституанты, чем вести в ней тяжелые споры с сомнительными результатами.

Однако непроизвольно всплывали в памяти слова диктатора:

— Лучше воздержаться от удара, чем махнуть кулаком и… получить по мордам, аж искры из глаз посыплются!

Ленин, вероятно, почувствовал сомнения товарищей, потому что воскликнул с веселой и беззаботной улыбкой:

— Если бить, то так, чтобы небо тряпочкой показалось! Эти вопросы мы еще не раз будем с вами обсуждать, потому что это принципиальные действия!

Товарищи начали выходить, а Ленин, собрав под мышку лежавшие перед ним бумаги, пошел к себе. В коридоре ему повстречалась Надежда Константиновна.

— Что нового? — спросил он, глядя на жену.

— Тебя ждут представители еврейских общин. Сидят уже два часа. Я говорила, чтобы пришли завтра; они ответили, что завтра должны будут уехать… — объяснила Крупская.

— Евреи? — спросил он. — А этим что от меня надо? В нашем Совете работает столько их сородичей, а они именно ко мне! Может, они думают, что я еврей?

— Нет! — рассмеялась она. — Они ведь знают, что ты Ульянов и даже… дворянин!

— Бывший дворянин! — поправил он немедленно жену.

— Бывший… — повторила она, беря его за руку. — В любом случае — они знают об этом!

Ленин открыл двери и застыл в изумлении. Вдоль стен неподвижно, в торжественном молчании расселись евреи. Это были не революционные евреи из Бунда, с которыми Ленин давно был знаком.

Атласные и бархатные одежды, широкие лисьи шапки с наушниками и свисающими тесемками, длинные седые бороды, пожилые лица, ниспадающие с висков на плечи серебристые локоны, заплаканные, в красных, горящих каемках распухших век глаза, сморщенные ладони, неподвижно и сосредоточенно лежащие на коленях.

Ленин, осмотревший внимательно каждого из гостей, встал перед ними с вопрошающим выражением лица.

Один из старцев поднялся и сказал по-русски:

— Приветствуем тебя, вождь угнетенных! Группа израильских раввинов и цадиков, отправленных духовным советом, прибыла к тебе с сердечной просьбой.

Недоумение Ленина возрастало с каждой секундой.

— Слушаю вас, — сказал он и сел за письменный стол.

— Мы прибыли, чтобы умолять тебя, чтобы ты отдалил от себя наших сородичей, избранных народными комиссарами!

— Вы с ума сошли? — крикнул Ленин. — Троцкий, Каменев, Радек, это же лучшие, самые энергичные товарищи, это те, кто закладывает основы жизни нового человечества! История будет говорить о них, записав имена их рядом с Марксом, Лассалом!

— Вождь! — торжественно возразил раввин-переводчик, объяснив цадикам на иврите слова Ленина. — Вождь! Ты знаешь, что это условия жизни евреев в России сделали из них революционеров; наша община воспитала нас организованными социалистами; преследования заставили нас дать нашим сыновьям образование, чтобы добавить им сил для борьбы. С угрюмых времен египетского и вавилонского рабства мы являемся одновременно интернационалистами и националистами. Мы можем жить и работать везде, но никогда не выходим за пределы общины. Она — улей, мы — рой пчел! Мы понимаем, что в России только евреи могли подготовить организаторов и руководителей революции. Мы аплодировали и благословляли их до момента свержения империи жестоких Романовых и приведения народа к конституанте. В этот момент миссия евреев должна была закончиться; они становились рядовыми гражданами российской республики.

— Опять конституанта? — вырвался вопрос у Ленина. — Какой-то проклятый день, в котором все забивают себе головы этой проблемой!

— Конституанта — это высшее проявление душевных порывов, сердца и мудрости народа! — прошептал раввин, поднимая палец. — Если не верите тысяче избранников. Соберите на широких просторах два миллиона российских граждан и их волю. Горе вам, если тридцать человек будет управлять миллионами! У семитских народов есть поговорка, которая гласит: «даже если ты лучше всех ездишь верхом, не пытайся сесть на голову своего скакуна!»

Ленин молчал, превратившись в слух.

Раввин говорил дальше:

— Духовный совет располагает точными сведениями, что комиссары, среди которых много наших сородичей, участвуют в заговоре против конституанты, а некоторые из них, как Володарский, то есть Мойша Голдштейн, Гузман и Мойша Рамомысльский, скрывающийся под вымышленной фамилией Урицкий, превратившись в палачей, без суда самым жестоким образом убивают врагов непризнанного пока Совета народных комиссаров. Мы не можем с этим смириться!