Михаил Попов - Темные воды Тибра

Козопас, рассчитывая на свою ловкость и умение быстро бегать, стал сопротивляться. Через короткое время от него осталась куча истерзанного воющего мяса. А возлюбленная собственноручно вырвала из его груди сердце…

Чем наши хуже? Или лучше?

Свесившиеся благородные матроны пытались дотянуться до топчущихся на окровавленном песке вооруженных мужчин своими когтистыми, как у грифов, лапами. И, право слово, их пальцы выглядели страшнее меча и трезубца. Растрепанные волосы свисали вниз и раскачивались, придавая зрелищу вид нестерпимо варварский.

– Что-то сегодня уж особенно все разгорячены, – проскрипел Карма.

– Ты просто постарел.

– Ты говоришь так, словно эти твари вызывают у тебя хоть какое-то сочувствие.

– Ты прав, сочувствия они у меня не вызывают. И вызвать не могут.

Само собой разумеется, он перепробовал всех сколько-нибудь привлекательных женщин Греции, Понтийского царства, Пергама, Лидии, Каппадокии, Сирии и Вифинии. И не из какой-то особой природной потребности. Просто в угоду создавшемуся в воображении его воинов образу. Что есть сила, что есть власть – для большинства людей, особенно людей с оружием в руках? Это возможность овладеть как можно большим количеством женщин. Вступая в какую-нибудь провинцию, полководец фактически брал в жены всех женщин, проживавших на ее землях. Разумеется, он обладал правом выбирать и не спать со всеми подряд. Но все равно, этих избранных должно быть много. Невзирая на солидный возраст и усталость, сопряженную с ведением воинских действий, командующий армией не имел права ограничиваться меньше чем тремя красавицами за ночь. Это было как бы свидетельством его воинской полноценности. Кто бросится в атаку по команде человека, которому женщина нужна всего лишь раз в неделю? Все женщины, доставляемые в палатку Луция Корнелия Суллы, величайшего полководца, прославленнейшего человека, считали своим долгом продемонстрировать искусство любви в полной мере, дабы не ударить в грязь лицом перед таким знатоком, каким слыл Сулла. Здоровьем Счастливый обладал прекрасным, мог пьянствовать неделями и неделями не пить, находясь на марше. Отчасти его репутация величайшего искусника и чудотворца в постели была оправданна, но в основном поддерживалась с помощью друзей, с которыми Сулла легко и охотно делился жрицами, царевнами, дочерьми племенных вождей или просто популярными в тех или иных местах шлюхами.

Интересно, что давнее увлечение Счастливого мальчиками ничуть не портило его репутацию; в те времена в этом никто не видел ничего предосудительного, и даже бывалые, покрытые рублеными шрамами, просоленные ветрами морские волки прибегали к услугам корабельных юнг. Хотя, безусловно, предпочитали общество опытных портовых проституток.

Большой опыт не всегда бывает положительным. Держа в своих объятиях женщин смуглых, бледных и черных, женщин истеричных и покладистых; женщин стыдливых, разыгрывающих стыдливость, бесстыдных и бесстыдность разыгрывающих; женщин молчаливых и вопящих; женщин высокого происхождения и дочерей нищих; красавиц и уродок; женщин одноногих, одноглазых и даже одногрудых; женщин, что-то от него желающих и искренне предлагающих ему все (что Сулле можно было предложить?); женщин, подосланных убить его, и женщин, готовых за него умереть, – он не то что никогда не был счастлив, он никогда не был взволнован…

Меченосец упал на колено. Боец с трезубцем не спешил добивать противника, это вполне могло быть уловкой. Силы, оставленные для последнего броска, всегда огромны.

– Нет, умрет, – пробормотал Карма, зевая.

Трезубец неуловимым движением коснулся шеи стоявшего на колене и отлетел. Меч, обязанный его отбить, опоздал.

Публика взвыла.

Начиналось самое интересное. Чтобы возбудить публику еще больше, трезубец еще несколько раз касался остриями своего нептуновского оружия облитой кровью кожи меченосца.

Несчастный крутился на правом колене, сдирая кожу о песок, но ему было не успеть за свирепыми перемещениями обладателя трезубца.

Все, развлечение пора было кончать.

«Да, – лениво подумал Сулла, – сейчас проткнет живот и вытащит внутренности наружу. Очень будет красиво».

И тут кто-то дернул его тогу. Сзади, довольно сильно и резко.

Сулла сначала решил не оборачиваться, потому что его гневный взгляд осудил бы несчастного (или неловкого) на немедленную смерть.

Но потом все же…

Он увидел довольно высокую женщину лет двадцати четырех, одетую как и подобает родовитой римлянке. Прическа – произведение искусства. Глаза – таких живых глаз он не видел в своей жизни. Они были не только прекрасны, эти глаза напоминали о чем-то. Давнем. Прекрасном. И жутком. Она виновато улыбалась.