Михаил Попов - Темные воды Тибра

Сбегая по ступенькам широкого дворцового крыльца, афинянин подумал, что это, может быть, и к лучшему. Как мститель за поруганную культуру Эллады Митридат не так будет хорош, как в качестве отца, разъяренного смертью своего сына.

86 г. до Р. Х.

669 г. от основания Рима

– Что там у вас? – спросил Сулла, подойдя в окружении своей веселой свиты к появившейся из глубин греческой ночи странной повозке.

Один из легионеров, притащивших повозку, издал неопределенно-восторженный звук и бросился сдирать рогожу с добычи.

– Мы поймали его! – крикнул другой.

– Кого вы поймали? – тихо спросил проконсул, и у него екнуло сердце.

– Они поймали Архелая!!! – понеслось по быстро густеющей вокруг толпе.

Рванули рогожу, и сразу стало ясно, что это не Архелай. Две мощные, волосатые ноги с черными грязными копытами.

– Он даже не сопротивлялся, – крикнул один из удачливых ловцов.

– Да кто это?! – прорычал своим тяжелым басом Гортензий, выступая из-за спины Суллы.

Еще один рывок, и при прерывистом свете факелов обнажились две ноги до колен, чем выше, тем меньше было на этих ногах волос. И ноги эти стали дрожать, так что стало даже слышно в наступившей тишине, как носок одного из копыт постукивает по доске короба.

Дальше дерюга не поддавалась, эффектного предъявления добычи не получалось, тогда один из ловцов от задней части повозки бросился к передней и, схватившись за другой край дерюжного покрывала, дернул что было силы.

Прежде всего, в глаза бросилось огромное, в мокрых слипшихся волосах зажмуренное лицо, но не человеческое, а как бы частично что ли свиное, с острыми ушами, с огромными, сопливыми ноздрями. Оно дрожало, ноздри вздувались, выпуская воздух вместе с тонкими стонами.

Размерами это существо раза в полтора превосходило человека, размерами и массивностью тела, но выглядело больным, испуганным, жалким.

– Это он кричал по ночам! – сообщил свое мнение кто-то из толпы собравшихся легионеров.

– Кровь стыла в жилах, спать было нельзя!

– Во второй когорте пропал еще зимой один декан, пошел по нужде, и все.

– Смотри, трясется! – с явным злорадством в голосе сказал кто-то за спиной Суллы.

– И глаза не открывает, притворяется дохлым.

– Где вы его нашли? – спросил проконсул.

– В кустах возле углового поста, что-то шуршало в листве. Ночью-то тихо, он решил подкрасться, наверно.

Из толпы выбрался человек с дротиком в руках и коротко ткнул лежащего в почти голую, дряблую, поросшую длинными седыми волосами грудь. Пленник затравленно, истерично вскрикнул. Солдаты заржали, выражая непонятное, но сильное чувство удовлетворения.

– Прекратить! – рявкнул Гортензий.

– Для чего ему нужно было к вам подкрадываться? – тихо спросил проконсул, но его, как всегда, услышали, и на вопрос не сразу нашелся убедительный ответ. Ловцы переглядывались, выпячивали губы, поднимали брови, наконец, пришли к выводу, что «он» собирался, скорее всего, наброситься на них.

– Или напугать, – высказал особое мнение тот, что был с дротиком, – если бы он заорал за ближайшим кустом, у меня бы сердце оборвалось.

В ответ на эти сбивчивые рассуждения, пленник открыл огромный рот, где торчали большие, черные, стершиеся как у старого вола зубы, и издал нутряной, просительный стон.

Сулла развернулся и пошел к своему месту во главе пира. Потребовал себе вина, вылив воду на землю.

Выпил целую чашу небольшими глотками, но не прерываясь.

Приблизился Гортензий.

– Они спрашивают, что с ним делать?

– А что они сами придумали для него?

– Заколоть и поджарить как кабана.

Сулла допил вино.

– Ты знаешь, кто это?

Гальба смущенно кашлянул.

– Тут в нескольких милях Элевсин, я бы не удивился, если бы эти пьяные разбойники поймали в ночном винограднике самого Диониса.

– Они понимают, что это Пан?

Гальба ответил не сразу.

– Что они думают, я не знаю. Но, может быть, они думают, что если прикончат это существо, то таким образом покончат со страной, от которой так настрадались.

Сулла кивнул.

– Да, если ими и руководит что-то помимо выпитого вина, то именно это чувство.

– И что мне им сказать, они ждут?

– Пусть накормят это существо, Пан он или кто-то другой. И отвезут в ту самую рощу, где поймали. Я взял Афины, я ограбил Афины, по-моему, этого достаточно. Будет неправильно, если мы покусимся на большее.