Гурам Батиашвили - Человек из Вавилона

И тут заржал белый конь. Абуласан вскинул голову (глаза его продолжали метать искры) и, почти деля слова на слоги, отчеканил:

— Занкан Зорабабели, ты сейчас же, здесь поклянешься мне в верности Боголюбскому. А потом сделаешь все, чтобы на верность царю присягнули все евреи. Это необходимо для блага Грузии.

«Сколько веков мы живем на этой земле. Время сделало нас истинными сынами этой страны, частицей этой земли, неба, воздуха. А он продолжает считать меня чужим. Себя он мнит сыном этой земли, хозяином, а я остаюсь чужаком, своим, но чужаком. А сами не ведают, кто они — потомки то ли греков, то ли римлян, то ли арабов, то ли кипчаков! Но мы уж точно чужие, хотя и свои, либо свои, но чужие», — с болью в сердце думал Занкан.

— Я жду, Зорабабели!

Занкан, сощурившись, смотрел на Абуласана. Его безмятежный взгляд переполнил чашу терпения бывшего главного казначея.

— Опомнись, Занкан! Не губи себя!

Но и эти слова не произвели никакого впечатления на Занкана. Абуласан пристально смотрел на него, и в его взгляде Занкан прочитал приговор себе. Он еще раз воззвал про себя к Богу, моля его о помощи.

И именно в этот момент Занкану показалось, будто кто-то нашептывает ему что-то, он явственно слышал какие-то слова, но не понимал их. Слова были вполне осязаемы, почти наглядны, но непостижимы. Он закрыл глаза. У него перехватило дыхание. Постепенно паузы между словами увеличились, и Занкан услышал: «Занкан, сейчас ты должен спасти себя, правда не торопится, правда ездит на арбе. Сейчас главное не правда, а твоя жизнь».

Кто нашептал Занкану эти слова? Ангел? Его внутреннее «я»? А может быть, никто и не шептал и ему просто почудилось? Но шепот продолжался: «Жизнь всего дороже, Занкан! Дороже самой правды! Повернись к ней спиной! Делай свое дело, а Бог…»

— Чего ты хочешь от меня, Абуласан? — спокойно спросил наконец Занкан.

— Хочу, чтобы евреи присягнули Боголюбскому на верность, и ты должен мне в этом помочь! — процедил сквозь зубы Абуласан.

— Хорошо, батоно, — спокойно ответил Занкан и даже улыбнулся.

— Ты должен внушить иудеям, что истинный царь Грузии — Боголюбский!

— Я же сказал, хорошо, батоно! — и Занкан снова улыбнулся.

— Ты должен немедленно поклясться мне в верности нашему царю!

— Я согласен, батоно!

— Согласен?! — Абуласан как будто только что осознал ответ Занкана. — Что ты сказал?

— Я объясню иудеям, что именно Боголюбский является царем грузин.

Абуласан испытующе смотрел на Занкана.

— И это говоришь мне ты? — вдруг вскричал он так, что стены задрожали. — Ты обманываешь меня, иудей, да как ты смеешь так вести себя с главным казначеем Грузии?!

— Успокойся, Абуласан, я же тебе сказал, я подведу иудеев под присягу в верности этому росу.

Абуласан схватил Занкана за грудки.

— Дурачишь меня, ты же никогда не изменишь царице, знаю я тебя!

— Я же сказал, я сделаю все, чтобы они присягнули на верность царю!

— Поклянись сейчас же, немедленно поклянись!

— Я же обещал…

— Я жду!

— Я не могу сегодня, сегодня — суббота.

— Суббота? Значит, ты меня обманывал?! — Абуласан был в ярости, лицо его походило на бурак, очищенный от кожуры. — Эй, парень! — от крика он сорвал голос. — Где ты там запропастился?!

— Здесь, батоно, здесь я! — в зал вбежал имеретин, дежуривший у окна.

— Сюда, сюда, говорю, — кричал Абуласан, не отводя глаз от Занкана.

— Да вот я, батоно!

— Этот человек сперва не хотел говорить, а потом заговорил, чтобы врать. Язык ему не нужен! Позови Иванэ, пусть вырвет ему язык, как вырывал вчера и позавчера не одному глупцу!

Занкан закрыл глаза и прошептал: «Хуша лекезрати адонай тешукати!» — «Приди мне на помощь, Господи!»

— Чего стоишь, шевелись! — услышал он команду Абуласана.

— Иванэ нет, батоно, он отправился к некоему Амилахори, который, вообразите, никак не хочет поклясться в верности нашему великому царю.

Занкан открыл глаза.

«Приди мне на помощь, Господи!»

Абуласан подскочил к имеретину, схватил его за горло.

— Ты что такое несешь, дурак, какой еще Амилахори?!

— Никак не поклянется, несчастный, у меня, говорит, уже есть царица!

— Что ты несешь, я спрашиваю?

— Я ни при чем, батоно, Дадиани позвал Иванэ, Амилахори, говорит, не требуется язык, вырви его у него.

Абуласан отпустил парня, толкнул и тот упал на загаженный пол.

— Приведи Датию, торопись, Датия тоже умеет вырывать языки.

Парень встал, отряхнул чоху, положил руку на кинжал и с достоинством произнес: