Абуласан продолжал иронически улыбаться.
— Удивляюсь я тебе! Я всегда знал, ты человек осмотрительный, а ведешь себя почему-то глупо. Скажи ты тогда, что это по твоему совету мы избрали Боголюбского в зятья, сегодня ты был бы на коне. Боголюбский провозглашен царем всей Грузии, вся Грузия не нарадуется на него!
— Я иудей, Абуласан! Первая моя святыня — Адонай, вторая — родина, и я всегда старался служить сперва Адонаю, потом родине, а теперь ты требуешь от меня принести в жертву свою жизнь.
— Не я, справедливость…
— Справедливость попирающих закон?.. Я же сказал тебе о Боголюбском всю правду, этот человек не сгодится для моей страны.
— Молчать! — закричал Абуласан, и лицо его покраснело от гнева. — Юрий Боголюбский — царь Грузии!
Занкан умолк, а потом тихо, как будто для себя, проговорил:
— А Тамар? Разве она не благословенная Богом царица? — и пошел к середине зала. Шел медленно, не торопясь.
Абуласан понял, иудей если не явный его враг, то противник, с которым следует считаться.
«Ничего не поделаешь», — он решил для себя судьбу этого зазнавшегося еврея.
Занкан поднял с пола яйцо, разбил, поднес ко рту и проглотил его содержимое. Яйцо было теплым, по-видимому только-только снесенным. Занкан снова нагнулся, поднял второе яйцо и также проглотил его, затем вытер рукой рот, при этом не сводил глаз с Абуласана.
А тот растерянно смотрел на него.
«Он ни во что меня не ставит или на что-то надеется? Он заслуживает того, что ждет его, но на что он надеется?» — думал Абуласан, а вслух произнес:
— Ты вот говоришь о царице, но разве не она довела Грузию до полного запустения. Народ бедствует! Ты прекрасно знаешь, преданнее меня у бывшей царицы не было человека. Нам ничего другого не оставалось, как совершить невозможное — упросить Боголюбского вернуться в страну, — он говорил с такой болью в голосе, можно было подумать, вот-вот расплачется, — благодарение Господу, сегодня судьба Грузии в руках умного, дальновидного царя. И тебе не мешало бы потрудиться для блага Грузии — иудеи тебя уважают, иди в народ, расскажи, кто взошел на трон, пусть они поклянутся в верности Боголюбскому.
Занкан почувствовал приближение конца. «Абуласан прекрасно знает, что я этого не сделаю, что иудеи никогда не предадут царицу, и все же просит об этом, просит сейчас, а спустя какое-то время потребует и тогда…» А Абуласан неторопливо продолжал:
— Ты, верно, догадываешься, почему мне необходима клятва в верности со стороны иудеев. Если народ не присягнет на верность, начнется смута, прольется кровь, брат пойдет убивать брата. А мы не хотим кровопролития, мы и не допустим его, но если уж кровь прольется, ты же знаешь, пострадают и иудеи, — тут Абуласан понизил голос, словно поверяя Занкану какую-то тайну, — откроюсь только тебе, царь в первую очередь покарает тот народ, тот город или деревню, кто не пожелал ему поклясться в верности.
«Похоже, они уже проиграли сражение», — подумал Занкан.
— Поэтому я прошу тебя об этом не ради Боголюбского, а ради блага твоего же народа. А ты здесь и сейчас должен присягнуть на верность Боголюбскому.
«Ему не терпится покончить со мной», — пронеслось в голове у Занкана.
— Иного пути у нас нет, Занкан, ты должен поклясться, а я — принять твою клятву, — спокойно, все с той же улыбкой проговорил Абуласан.
«Он знает, я никогда этого не сделаю, а это значит, что судьба моя решена. Как мне быть? Господи, вразуми меня, помоги найти правильное решение… Я не должен давать ответа, который он ждет от меня, но и отказываться пока не следует».
— Вот так, мой Занкан, в жизни каждого человека наступает момент, когда он должен сделать для страны больше, чем может.
«Надо помалкивать, сейчас молчание дороже золота».
— Ну, клянись, Занкан!
«Молчание — ответ, невысказанный ответ».
— Я жду, Занкан!
Занкан хранил молчание. Абуласан тоже не спешил. Был внешне спокоен. Прошелся, насколько это было возможно, по комнате.
— Я сказал, я жду!
«Да, да, и молчание — ответ. Он все понял, не хотелось бы, чтобы он так сразу все уяснил себе, но…»
— Стало быть, не отвечаешь? Не клянешься в верности Боголюбскому?
Занкан сохранял безмятежный вид.
— А все потому, что ты иудей и тебе плевать на судьбу Грузии! — закричал вдруг Абуласан. Лицо его покрылось пятнами, глаза сверкали от гнева.
Занкан сдержал себя и продолжал спокойно смотреть на Абуласана. То, что должно было случиться, случилось. Теперь все в руках Божьих, все будет так, как пожелает Господь. Потому на душе у него было спокойно, ибо он знал, изменить ничего нельзя.
Читать дальше