Дмитрий Евдокимов - За давностью лет

...А. Кантемир выбран в родоначальники русской литературы еще и потому, что он занимает собой ее придворную струю, которой преимущественно и занимались.

Между тем уже Кантемир боялся, что его стихи будут «в один сверток свиты иль с Бовой иль „Ершом”», т. е. Кантемир появился не на пустом месте, а боролся уже с определенной литературной, в данном случае лубочной, традицией.

Тредиаковский, так плохо понятый нашими историками литературы, в борьбе за рифмованный стих ссылается на лубочную литературу ”.

И наконец, В. Шкловский справедливо отмечает, что „самая тематика раннего Пушкина, Пушкина эпохи ,.Руслана и Людмилы”, представляет собою композицию тематики лубочной”. Далее он прослеживает влияние лубочной литературы на Вельтмана и Гоголя.

Любопытен и список книг, приводимый Шкловским, тех, что „читал русский человек того времени и времени много более позднего”, которые, конечно же, заслуживают интереса и сейчас. В том числе он называет переводные произведения, например „славнейшей английской писательницы г-жи Радклифф и прочих новейших сочинителей с ужаснейшими заглавиями, например: „Гробницы”, „Мертвецы”, „Пещеры смерти”, „Подземелья”, „Разбойники”, „Колокола аббатов”, „Таинства башен” и т. п. Наряду с ними широкое распространение получили и романы российских писателей, как-то: „Непостоянная фортуна, или Похождения Мирамонда”, „Бессчастный Флоридор”, „Несчастный Никанор, или Приключения российского дворянина Н.„”, „Элегия, или Следствие безрассудной любви”, „Евгений, или Пагубные следствия дурного воспитания и сообщества”, „Похождения Совестьдрала”, „Российская Памела”, „Русский Жиль-Бляз” и пр ”.

Не правда ли, ароматные названия? Это то, что мы бы сейчас назвали „массовой культурой”. Конечно, с точки зрения художественной они, видимо, ниже всякой критики, но как литературные памятники, по-моему, имеют право на существование. Такова позиция и В. Шкловского, хотя он и не скрывает иронии по поводу этих произведений. Вот его выводы:

„Основной линией в литературе XVIII века была не линия или были не линии, обозначенные фамилиями Кантемира, Державина, и не линия, обозначенная фамилией Карамзина.

Не канонизированной, но наиболее сильной по своей тиражности и наиболее важной по количеству литературного изобретательства была группировка Новикова, Чулкова, Попова, Левшина и соседствующая с ней группировка людей типа Матвея Комарова, Филиппова, Захарова и других.

...В исторической судьбе русской литературы широкая, но еще не лубочная, а, так сказать, долубочная литература создала предпосылки для возможности существования бытового романа, и именно отсюда идет линия, победившая потом в XIX веке.

Эта победа, и, главное, канонизация форм этого низкого жанра, была вызвана поднятием третьего сословия в России. Одновременно, и это произошло, вероятно, около 20-х годов девятнадцатого века, третье сословие дифференцировалось, часть его вылилась в буржуазию и, создав себе собственный издательский и книготорговый аппарат, начала зрелую пору русской литературы. Лишенная большей части своих сил, ушедших в литературу более высокую, бывшая литература широкого потребления распалась, и группа, оставшаяся на старых позициях, обслуживающая младшую часть третьего сословия, получила название лубочной”.

Заканчивает В. Шкловский поистине замечательно:

„Для Матвея же Комарова я настаиваю на памятнике.

Пускай вспоминают нечаянно”.

От души присоединяюсь к этим светлым словам и искренне жалею, что общественность не прислушалась к мнению нашего великого литературоведа. Но, может, нам стоит поднять вопрос о памятнике Матвею Комарову, жителю города Москвы и автору книги о Ваньке Каине? С нетерпением жду вашего мнения.

В дополнение к письму посылаю вам мои выписки из главы книги В. Шкловского, посвященной роману о Ваньке Каине. В ней есть любопытные соображения о причинах краха карьеры „славного” сыщика. Думаю, что вам эти записи пригодятся при обсуждении в клубе. В связи с этим хочу дать еще одну информацию к размышлению. В. Шкловский, ссылаясь на письмо печально известного Фаддея Булгарина, сообщает, что в тридцатых годах ХIХ столетия роман Комарова о Ваньке Каине был вдруг запрещен царской цензурой. Поскольку Ф. Булгарин сам был агентом Бенкендорфа, думаю, что его слова заслуживают доверия. Чем это можно объяснить? Может, гонения на роман подкрепляют мою версию о Ваньке Каине как „благородном разбойнике”?