Лариса Склярук - Плененная Иудея. Мгновения чужого времени (сборник)

Стоя на каменной ограде, Бина срывала плоды инжира и складывала их в старую, потемневшую от времени корзинку. Широкие листья смоковницы загораживали от ее взгляда тропинку, но вот отпущенная рукой девушки ветка взмыла вверх, и Бина увидела несчастную.

Молодая женщина с измученным осунувшимся лицом стояла, прислонившись к стволу дерева. Головной платок был ею, видимо, утерян. В черных спутанных волосах застряли сухие веточки и листья. Несколько свежих царапин кровоточили на щеках. К груди она прижимала младенца.

У ее ног сидел мальчик лет пяти. У него не было сил стоять, и он, боясь, что мать оставит его, уйдет, судорожно обхватывал руками ее ногу, путаясь в складках просторного платья. Страх этой возможной потери был в круглых, широко распахнутых глазах ребенка. Страх был в беззвучных горестных рыданиях, в открытом рте, в захлебывании слезами.

Беженцы не первый раз проходили через селение. От их рассказов стыла кровь, и все же вид именно этого горько плачущего мальчика перевернул все в душе Бины. Жалость была настолько острой, что девушка едва не задыхалась. Из жалости рождались иные чувства – желание спрятать, защитить эту слабую, недавно появившуюся жизнь, и враждебность, и гнев, и ненависть к тем, кто виновен в страданиях ни в чем не повинного ребенка. Жалость и возвышала, и придавала силы, вела к сопротивлению, к борьбе.

– Не бойся, не бойся, малыш, – шептала Бина, гладя мальчика по трясущейся головке и изнывая от вида его затравленных, как у зверька, глаз, закусывала губу, чтобы не расплакаться, чтобы не рыдать вместе с ребенком.

Ей было больно и горько. Это острое чувство не прошло и после того, как беженцы были умыты, накормлены и уложены в постель. Бина сидела рядом с малышом, держала его за руку и обещала, что теперь все страхи долгой дороги, все невзгоды и горести остались позади, теперь с ним уже ничего не случится. Никто его здесь не обидит. Он вырастет большой, сильный и добрый.

Через три дня мертвый малыш будет лежать на земле возле входа в дом, с разбитой от удара о камни стены головой.

Отряд иудеев отступил к стенам домов небольшого селения. Их осталось немного. Строй распался. Каждый сражался в одиночестве неистово и без надежды остаться в живых.

Римлян было много. Они наступали, кололи, рубили, сбивали с ног, затаптывали раненых ногами. Звенел металл. Мечи погружались в грудные клетки и вспарывали животы, безжалостно секли живую плоть.

Мешались крики ярости и ужаса, стоны раненых и хрипы умирающих, отчаянные вопли женщин и горестный плач детей, запах человеческой крови и начинающегося пожара. Метались, бросаясь из стороны в сторону, испуганные огнем верблюды и ослы. Мычали коровы.

Валерий с равнодушием смотрел на ставшие привычными страшные сцены войны, выхваченные его взглядом в этой сумятице и толчее.

Вот бежит со всех ног, пытаясь спастись, подросток, почти мальчик, но дротик, брошенный уверенной рукой, пробивает насквозь его худенькое тело, и он падает, неловко вывернув кудрявую голову.

Вот воин гонит молодую женщину с младенцем на руках. Ребенок мертв. Его тельце безвольно изгибается в сторону, но мать не видит, она продолжает прижимать сына к груди, пока легионер не выхватывает его и не отбрасывает в сторону. Тело ребенка ударяется о стену и падает. Нечеловеческий вопль матери на мгновение заглушает все иные звуки. Женщина рвет с головы плат и падает как подкошенная.

Вот солдат пытается совладать с юной девушкой. Она отчаянно вырывается. Из-за деревьев на помощь девушке бросается пожилой мужчина с седой окладистой бородой. В руках его дубинка.

Валерий смотрит спокойно, он знает, что за этим последует. Сейчас воин выхватит меч и умертвит мужчину. Девушке от воина никуда не деться, – криво усмехается префект. Он разворачивает лошадь. Очередная драма совершится без него. Он уже почти отвернулся.

И вдруг его словно пронзает молния. Он неожиданно осознает, что отчаянно сопротивляющаяся девушка – это Бина.

Валерий соскакивает с коня и бросается к воину. Он останавливает уже замахнувшуюся руку. Воин в недоумении.

– Ты молодец, – говорит префект, и голос его странно дрожит и прерывается.

В нем только теперь рождается ужас, что он не сразу узнал Бину, – но не стоит убивать всех. Риму нужны рабы.

В первое мгновение распаленный сражением воин дернулся вырвать руку с мечом. По законам войны селение и его жители отданы им, победителям. Это их законная добыча. Так почему префект так неожиданно вмешался? Или ему самому приглянулась эта красивая иудейка?