Эркман-Шатриан - Рекрут Великой армии

Кто не видел славу Наполеона в 1810, 1811 и 1812 годах [1] То были годы триумфа французской империи. В апреле 1810 года состоялась свадьба Наполеона с дочерью австрийского императора Марией-Луизой, а в 1811 году у Наполеона родился сын, получивший титул «Римского короля». По случаю этих событий по всей Франции были устроены большие празднества. В начале 1810 года владения римского папы были окончательно присоединены к Франции, а в конце 1810 года присоединились ганзейские города Любек, Бремен и Гамбург. В 1811 году в состав французской империи была включена Голландия, а также испанские и иллирийские провинции, королевство Италия. А в 1812 году началась русская кампания, и армия Наполеона вошла в Москву. , тот никогда не поймет, какого могущества может достигнуть человек. Когда император проезжал через Шампань, Лотарингию или Эльзас, все местное население, несмотря пору жатвы и сбор винограда, бросало свои дела и бежало ему навстречу. Народ приходил за восемь-десять лье. Женщины, дети, старики — все спешили добраться до дороги, где проезжал Наполеон, и, вздымая руки, кричали:

— Да здравствует император! Да здравствует император!

Можно было подумать, что это сам Бог. Казалось, что именно он дает жизнь всем живущим, и умри он — весь мир погибнет.

Когда какой-нибудь видавший виды старик осмеливался за стаканом вина говорить о скором падении Наполеона, его считали сумасшедшим. В те времена такого никто не мог себе даже и представить.

С 1804 года я был в ученье у старого часовщика Мельхиора Гульдена, в Пфальцбурге. Я был слабого здоровья, да вдобавок еще прихрамывал. Вот поэтому мать и решила обучить меня какому-нибудь деликатному мастерству. Старый часовщик меня очень любил. Мы жили в большом доме, как раз напротив гостиницы «Красный Бык».

Кто только здесь ни останавливался: и принцы, и посланники, и генералы. Одни приезжали верхом, другие — в колясках, третьи — в каретах. Все они были в обшитых галуном мундирах, с перьями на шляпах и орденами на груди. А по большой дороге целый день мчались курьеры и адъютанты, тащились обозы с порохом, снарядами, громыхали пушки, двигалась кавалерия и инфантерия.

Хозяин гостиницы, Жорж, разбогател лет за пять-шесть. Он обзавелся обширными лугами, виноградниками и несколькими домами. Денег у него куры не клевали. Все эти проезжие возвращались из Германии, Швейцарии, России или Польши не с пустыми руками и непрочь были посорить деньгами в дороге.

В гостинице «Красный Бык» пировали день и ночь. В окна были видны большие столы, покрытые белоснежными скатертями и уставленные серебряными блюдами с рыбой, дичью и разными вкусностями. А на заднем дворе все время слышалось ржанье лошадей, крики почтальонов, раскаты смеха и шум приезжавших и уезжавших экипажей.

Частенько там останавливались и наши бывшие сограждане, некогда занимавшиеся сбором сучьев в лесу или навоза по большим дорогам. Теперь же они стали капитанами, полковниками, а то и генералами.

Старый Мельхиор, нахлобучив черный шелковый колпак на самые уши, надев на нос большие очки в роговой оправе и сжав губы, работал у окна. По временам, особенно когда почтальоны в тяжелых сапогах, коротких куртках и париках ударами бича извещали о прибытии новых приезжих, старик не мог удержаться, чтобы не посмотреть в окно. Он клал на стол свою лупу и пинцет, всматривался в прибывших и иногда восклицал:

— Ба! Да ведь это же сын кровельщика Жакоба и штопальщицы Мари-Анны! Ну, или бочара Франца Сепеля… Ха! Повезло ему! Теперь он офицер, да еще вдобавок барон.

Каждый месяц приходили вести о новых и новых бедах. В соборе служили молебен, а из пушки около арсенала стреляли двадцать один раз. В следующие дни все семьи с тревогой ждали писем. О первой полученной весточке скоро знал весь город. Все бежали узнавать, не упоминается ли в послании и об их Жаке или Клоде. Если в письме сообщалось о повышении, этому верили, если о смерти — никогда. Старики продолжали ждать своего сына и со слезами говорили:

— Может быть, наш мальчик попал в плен. Когда заключат мир, он вернется. Ведь про многих писали, что они убиты, а они после возвращались…

Но, увы, о мире не было слышно. Кончалась одна война, начиналась другая.