Нина Молева - Граф Платон Зубов

— Я не собирал специально сведений, государыня, но думаю, титулы эмигрантов во многих случаях открывают им кредит.

— Что само по себе очень плохо. Мы можем так начать разорять наших людей. Озаботься, чтобы осторожным образом — без упоминания моего имени, Боже избави! — начать предупреждать наших. Пусть разойдутся слухи о несостоятельности или возможной несостоятельности приезжих. И пусть наши хозяева сами побеспокоятся о своих интересах.

— В этом не будет никаких трудностей, ваше величество.

— Отлично. А теперь какие подробности сообщает наш посланник?

— Их великое множество, но главное — ни о каком успокоении волнений нет и речи. Законы о выкупе феодальных прав на землю оказались, по-видимому, составленными очень неудачно. В деревнях крестьяне на грани бунта. В воздухе же, как пишет посланник, носятся слухи о том, что эти выкупы придется отменить вообще.

— Что значит — придется?

— Чтобы избежать полного восстания. И — в наказание эмигрантам за их измену народу. Пока этого еще не случилось, но перемены в Париже происходят слишком стремительно.

— То, что отношение к эмигрантам не может меняться в лучшую сторону, это очевидно. К тому же французы, мне кажется, всегда легко откликались на всяческие слухи. Истинный порох!

— В данном случае не утихают разговоры о враждебных замыслах двора, о кознях эмигрантов и политических замыслах соседних держав.

— Что же, все это совсем не далеко от истины и, следовательно, не может быть легко погашено. А каково мнение посланника?

— Государыня, его точка зрения полностью совпадает с вашими выводами. Они достаточно мрачны.

— А как выглядит это самое Законодательное собрание? У нас есть хотя бы приблизительные сведения?

— Сведения есть, хотя они и производят впечатление совершеннейшего сумбура.

— Кто знает, иногда взгляд со стороны оказывается наиболее справедливым. К тому же мне слишком хорошо знакомы рассуждения их теоретиков.

— Боюсь, это очень упрощенная схема, но пока она выглядит так. Законодательное собрание с первого же дня своего существования раскололось.

— Этого следовало ожидать. Но каково распределение сил?

— Государыня, все напоминает карту сражения. Правую сторону заняли фельяны, как они называют конституционных монархистов. Средние места, как иронизирует посланник, удивительно быстро заняли депутаты без определенных политических пристрастий. А вот левую сторону делят между собой жирондисты и монтаньяры. Жирондисты славятся превосходными ораторами — это некие Верньо, Бриссо и Кондорсе. Монтаньяры — представители якобинского и тому подобных клубов.

— Но среди якобинцев были, насколько я помню, также выдающиеся и умевшие захватывать народ ораторы.

— Вот именно были, государыня, но волею судеб они как раз не попали в число депутатов.

— Тем не менее бунтовать они смогут и вне Законодательного собрания. От депутатского мандата их популярность не увеличится и не уменьшится. И вы не называете их имен, Храповицкий.

— Посланник упоминает крайне властолюбивого, как он пишет, Робеспьера.

— Его имя встречается уже достаточно давно.

— Совершенно безнравственного, по его же характеристике, хотя и несомненно способного Дантона. Но первое место посланник отводит редактору газеты «Друг народа» — Марату. Его теперь так и называют в печати «Другом народа». Их нет в собрании, но несомненно их влияние сказалось на том, что Законодательное собрание на первых же заседаниях решило конфисковать все имущество эмигрантов.

— Мои предположения оправдываются слишком быстро. Мы получаем тяжелейшее наследство и повод для постоянных забот. Тем более все эти люди бесконечно капризны, требовательны и будут себя чувствовать имеющими право на поддержку.

— Законодательное собрание не обошло вниманием и священников. Несогласных с его постановлениями решено наказывать лишением гражданских прав, высылкою и даже тюрьмой.

— И король снова счел возможным согласиться?

— Нет-нет, ваше величество, он протестовал, не хотел утверждать соответствующие декреты об эмигрантах и духовенстве, но в результате вызвал только крайнее недовольство в народе. Сейчас его величество на всех углах громогласно обвиняют в контактах с эмигрантами и чужими дворами.

— Уступки народу никогда не были лучшей политикой. Сказавши «а», волей-неволей перечислишь все буквы алфавита.

— Но можно ли себе представить, государыня, чтобы не якобинцы или монтаньяры, а жирондисты и в собрании, и в клубах, и в печати стали доказывать необходимость ответить на вызывающее, как они выражаются, поведение иностранных правительств — войной народов против королей! А король в свою очередь дал отставку министерству, назначил новое — целиком из единомышленников Жиронды!