— Если бы вы больше интересовались историей, то не были бы так удивлены. Сочетание звезд в августе явно способствует началу войн.
— Я поражен вашим спокойствием, ваше величество!
— Что же остается мне делать? Итак, 13 августа война была объявлена. Спустя неделю турецкая флотилия атаковала два наших судна и вынудила их уйти от Кинбурна в лиман. Плохо. Но по счастью, обороной Кинбурна руководит Суворов-младший, и я уверена — любую осаду он выдержит.
— Что значит — младший?
— Так вы не знаете, какие услуги род Суворовых оказал нашему отечеству? Дед нынешнего полководца ведал генеральным штабом потешных полков Петра Великого, образовавших российскую армию. Его отец, порядочнейший и образованнейший человек, блистательно проявивший себя и на гражданской, и на военной службе, начинал еще денщиком Петра Великого, его доверенным секретарем, а кончил генерал-аншефом.
— И пользовался вашим доверием, ваше величество?
— Уважением — безусловно. А вот доверием — нет, потому что предпочел после смерти Петра III уйти в отставку. И я не стала возражать.
— Из-за преданности покойному императору?
— О нет. Василий Иванович был слишком неудобен в службе своей совершенно несгибаемой прямолинейностью и неподкупностью.
— Ваше величество, я не понимаю вас. Разве это не достоинства для верноподданного?
— Кто же спорит. Но когда один такой человек оказывается в окружении людей иных моральных принципов, он создает слишком много осложнений. В конце концов, на каждой должности приходится допускать возможность известных нарушений, лишь бы они не переходили разумной границы. Василий же Иванович не разрешал никаких, и конфликтам вокруг него не было конца. Первым его врагом оказался еще Меншиков, потом окружившие императора Петра II Долгоруковы, и так далее, и так далее.
— Кстати, ваше величество, я давно хотел полюбопытствовать: почему Суворов нынешний не принял участия в подавлении Пугачевского бунта. При его полководческих талантах и удачливости он наверняка справился бы с ним быстрее любого другого военачальника.
— Вообрази себе мою досаду: просто не успел. Воевал с превеликой удачей с турками и освободился только после заключения Кучук-Кайнарджийского мира. Я приказала немедленно его направить к графу Петру Панину, усмирявшему мятеж, но ко времени его прибытия Михельсон полностью закончил эту позорную операцию. Так что пришлось Суворову снова мчаться на турецкую линию. Знал бы ты, как замечательно устроил он береговую оборону от турок по Черному морю. Но этого мало. Суворов провел в это же время выселение из Крыма всех христианских обывателей. Греков расселил по всему Азовскому побережью, армян — по Дону и вблизи Ростова. А уж после присоединения Крыма к нашей державе привел в покорность и ногайских татар.
— Но тогда почему же вы не поставили его вместо Потемкина, ваше величество?
— Ты провоцируешь меня на ответ, мой друг? Отлично. Я отвечу тебе. Потому что Суворов всего лишь верноподданный, служащий моей армии, князь же Таврический — друг императрицы, способный понять не только стратегию одного боя, а всю масштабность замыслов Екатерины. Так и можешь, если захочешь, передать твоему другу. Впрочем, он сам это отлично знает. Да, а насчет мятежников, вроде Емельки Пугачева, они и теперь есть. В самом Петербурге. Знал бы ты, какую силу набирают масоны и мартинисты и как непросто с ними бороться.
В. В. Капнист — А. А. Капнист. 29 февраля 1788. Петербург.
…Был принят у графа Безбородко хорошо, а у князя Вяземского отлично. Вчера должен был ужинать у господина Мамонова; да он у себя не ужинал. Думаю, что мой план о казаках будет передан императрице через него. Граф Румянцев без моего ведома написал еще одно письмо к графу Безбородко, коим меня рекомендует. Думаю, однако, что князь не писал императрице. Государыня, прибыв сюда из Киева, очень благосклонно отозвалась обо мне графу Воронцову. Она сказала, что нашла в Малороссии только одного человека: меня.
В. В. Капнист — А. А. Капнист. 3 марта 1788. Петербург.
Я был третьего дня у его превосходительства Александра Матвеевича Мамонова, ужинал у него, что очень немногим, кроме приближенных его друзей, позволяется… Он меня весьма ласково принял. Просил бывать чаще. Я думаю, что он уже говорил о моем проекте государыне.
Париж. Версальский дворец, маркиз де Мариньи, граф де Сегюр.
— Наконец-то вы в Париже собственной персоной, граф де Сегюр. Мы ждем вас давно, тем более ваших личных реляций, потому что письменные отличались непонятной сдержанностью. Все газеты Европы трубили о таврических чудесах, тогда как вы явно оставались равнодушным к происходящим событиям.
Читать дальше