Блаженством подданных мой трон крепится.
Тиранам лишь одним рабов своих страшиться!..
Бесстрашен буди, царь: но чем сильней правитель,
Тем больше должен быть он истины хранитель
И чтить священнейшим народных прав закон!..
Законов первый раб, он подданным пример!
Но новиковские издания и труды уже сделали свое дело: побежденное с их помощью общественное мнение существовало и представляло силу, с которой правительство не могло не считаться. Альтернатива состояла в том, чтобы или найти способ скрытого воздействия на нее, или постараться эту заведомо враждебную императрице силу переломить. Екатерина предпочитает второе. Вопреки всем былым заверениям и излагаемым в письмах к французским энциклопедистам взглядам. Изменилось время. Изменился круг советников, сузившись до единственного — все более обожаемого и превозносимого Платона Зубова. Другое дело, что раскаты французской революции в некоторой степени заглушают сложности местной ситуации. В передовых умах зародилось сознание пусть далекой, но неизбежной перспективы, построения общества на принципах свободы и равенства. Возможность появления на престоле Павла I ни для кого не связывалась с приходом ожидаемых перемен. Время влияния Панина безвозвратно ушло и забылось. Гатчинский затворник год от года определеннее утверждался на иных позициях и пристрастиях. Его казарменные увлечения и страсть к прусским образцам ни для кого не составляли секрета. Со временем его сын, Николай I, производя вместе с принцем Вильгельмом смотр прусским войскам скажет то, что составляло атмосферу дворца родительского: «Помните, я наполовину ваш соотечественник». Это признание тем более могло принадлежать Павлу. Вести из Гатчины не утешали и не радовали, чтобы, в конце концов, стать былью Зимнего дворца. Под властной рукой матери Павел совершал немало поступков, создававших впечатление либерализма его настроений. Это он оказывает материальную поддержку Державину в ходе следствия 1789 года — тысяча рублей была им втайне передана жене поэта, его молочной сестре. Он подчеркивает свою заинтересованность инженерными способностями Н. А. Львова, которым императрица-мать не придавала значения. И поддерживает тех художников, которые заведомо не нравились Екатерине. Памятуя о панинских идеях, с ним ищут связи мартинисты круга Н. И. Новикова. Сдержанность Павла, незначительность его действий легко объяснить сложностью положения наследника и теми последствиями, которыми грозило всякое общение с ним. Жестокость расправы с Новиковым в немалой степени определялась попыткой мартинистов найти покровителя в лице великого князя. Окружение императрицы, как и она сама, отдавали себе отчет в том, что наследник престола станет играть в свободомыслие, пока эта игра будет поддерживать их врагов. Другое дело, когда вся полнота власти окажется в руках Павла. Но даже самые мрачные предположения не могли нарисовать подлинных перспектив нового царствования. Та же революционная обстановка в Европе вместе с появившейся на горизонте фигурой Первого консула Республики — Наполеона Бонапарта, становящегося кумиром и русской молодежи, предопределяет ожесточение внутренней реакции. Хотя на первых порах освобождение узников екатерининского правления, возвращение опальных и впавших в немилость государственных деятелей и создавало впечатление обновления государственной политикой, обращения к более независимым, а в чем-то и передовым умам. Иллюзорность подобных надежд становится очень быстро очевидной для современников. К позиции представителя монархической власти присоединяются личные черты Павла I — нетерпимость, жестокость, отсутствие перспективного мышления и планов государственной политики, неизменная влюбленность в старопрусские порядки и фанатическое благоговение перед институтом императорской власти, которое приводит к созданию подлинного ее культа. «Истребить эту обезьяну!» — приказ императора в отношении мраморной статуи Вольтера в Эрмитажной галерее повторяется повсюду и по самым разнообразным породам. Адъютант великого князя Александра Павловича, А. А. Чарторыйский, как и многие другие, отмечает необычайную любовь Павла к церемониалу. Павел упивается властью, не желая упустить ни единого ее проявления. Он уже не может и не хочет изменить духа Гатчины, который становится духом его правления. Ничтожные бытовые подробности говорят о нем нисколько не менее ярко, чем указы, бесконечные снятия с должностей, опалы и столь же неожиданные милости и награждения.
Читать дальше