Нина Молева - Граф Платон Зубов

Петербург. Зимний дворец. Будуар Екатерины II. М. С. Перекусихина, камердинер императрицы.

— Что это, Марья Саввишна, занемогла государыня? Сказали, секретарей отослала. Спать легла. Что ж меня-то не позвали?

— Не обижайся, голубчик. Не до камердинера тут было. Государыня так заторопилась в постелю лечь, что чуть сама не завалилась. Я рядом была и то еле-еле успела поддержать.

— Не захворала ли, спаси, Господи, и сохрани?

— Не знаю, что и сказать. Сама ни в чем не призналась. Мол — притомилася и весь сказ. С утра как птичка была, смеялась, день нахваливала. За кофий спасибо особенное сказала.

— Заснула ли?

— Видно, заснула. Меня прочь отослала. Я у щелки все стою. Вроде похрапывать даже начала. Необычно так. Я уж на свой страх за Платоном Александровичем велела послать. Что-то не торопится.

— По-моему, давно торопиться перестал.

— И то правда. Да я пугать-то его не хотела. Больше для порядку звала. Не мне же одной в ответе быть. Коли что…

— Никак встала государыня. Слышь, шаги. Взошла бы, Марья Саввишна. Тебе, поди, всегда можно.

— Не всегда, голубчик. Я свое место знаю. Не иначе государыня до устепу пошла. К чему же мне ей на глаза попадаться. Подождем малость. Раз встала, выходит, оклемалася, тогда и вовсе рассердиться может.

— Да что ты, Марья Саввишна, человек старый — все может случиться. Грех да беда на кого не живет.

— Господи! Да что же такое ты, голубчик, говоришь! Какое слово у тебя с языка сорвалось! Не дай Господь, до ушей государыни дойдет. Старый человек! Надо же такое вымолвить!

— Да ведь тебя государыня никак лет на десяток старше. Чего уж! Не век в девицах ходить — на все свой срок приходит.

— Со мной сравнивать нечего. У государей свой счет — не наш с тобой. Да и с чего это ты, голубчик, про Платона Александровича забыл, до его ушей дойдет — быть беде. Чистый порох — не человек!

— Марья Саввишна, а не долго ли за дверями ничего не слыхать? Может, войтить? Что за грех? Я вот дровишек для камина прихвачу, ты двери мне откроешь — за что тут на нас серчать?

— Твоя правда, голубчик. Входить надобно. Господи, так сердце и замирает. Спаси и сохрани ото всякой напасти! Видишь, видишь, голубчик, еще в устепе наша государыня. Только — только что же это ни шороха не слыхать? Что делать? Что делать-то? Сама уж теперь не знаю. И Платон Александрович не идет.

— Да не придет он, Марья Саввишна, поди куда к знакомым в город уехал. Мало у молодого человека развлечений. Ты ж ничего опасного посланному не сказала.

— Как можно! Прежде времени!

— А теперь что? Позови ты государыню, Марья Саввишна! Окликни же!

— Государыня! Государыня-матушка! Не занемогли ли вы! Не помочь ли, государыня? Хоть словечком отзовитесь! Господи, молчит!

— Позвать людей надо, Марья Саввишна! Людей немедля!

— Каких людей, голубчик? Кто нас с тобой ей ближе, голубушке нашей? Самим, самим надобно все решать, коли Платон Александрович не идет. Государыня!

— Давайте-ка, Марья Саввишна, дверку отворить попробуем. Не отворяется… Вроде держит ее изнутри кто.

— Не защелка ли?

— Какая защелка! Вон щель какая…

— А в щели-то, в щели что, голубчик? Да говори же, не рви сердце!

— Государыня… на стульчаке… головкой к двери привалилася…

— Не дышит?!

— Никак дышит. Хрипит — так-то вернее. Сомлела. В беспамятстве. Вот уж теперь людей звать непременно надо.

— А это еще зачем, голубчик? Чтобы государыню из устепа вытаскивать? Сами справимся! Сами! Вот когда на постельку положим, как следует приберем, тогда и тревогу подымать станем.

— Не получится у нас с тобой.

— Должно получиться, ради государыни нашей должно. Слышишь, голубчик? Скорей за дело берись. Дверку ломай. А я лучше дверь в коридор на ключ закрою — не зашел бы кто ненароком.

Петербург. Зимний дворец. Будуар Екатерины II. П. А. Зубов, М. С. Перекусихина, И. С. Роджерсон.

— Платон Александрович, голубчик, наконец-то! Скорее, батюшка, только скорее!

— Да что случилось, Марья Саввишна? Что за спех?

— Государыня… государыня наша…

— Что государыня? Боже мой! Что с ней? Когда это случилось? Да говорите же, Марья Саввишна, говорите!

— Удар это, Платон Александрович, не иначе удар…

— Так ведь был уже у государыни прошлым годом. Обошлось же. Врача надобно. За врачом послали?

— Нет, батюшка, с прошлым годом не сравнить. Второй час государыня без сознания. Как сомлела, так и… хрипит.

— Но ведь обошлось тогда.

— По второму-то разу, каждый тебе скажет, куда хуже. Тут уж пощады не жди. Одно спасение, батюшка, кровь пустить государыне надобно. Покуда за врачами посылать станем, поздно будет. Надобно самим, как цирюльники делают, ручку-то надсечь.